Мы рождены для вдохновенья… Поэзия золотого века. Александр Пушкин

раз полюбил, тот на свете, мой друг,

        Уже одиноким не будет…

      Ах! свет, где она предо мною цвела, —

        Он тот же: все ею он полон.

      По той же дороге стремлюся один

        И к той же возвышенной цели,

      К которой так бодро стремился вдвоем, —

        Сих уз не разрушит могила.

      Сей мыслью высокой украшена жизнь;

        Я взором смотрю благодарным

      На землю, где столько рассыпано благ,

        На полное славы творенье.

      Спокойно смотрю я с земли рубежа

        На сторону лучшия жизни;

      Сей сладкой надеждою мир озарен,

        Как небо сияньем Авроры.

      С сей сладкой надеждой я выше судьбы,

        И жизнь мне земная священна;

      При мысли великой, что я человек,

        Всегда возвышаюсь душою.

      А этот безмолвный, таинственный гроб…

        О друг мой, он верный свидетель,

      Что лучшее в жизни еще впереди,

        И верно желанное будет;

      Сей гроб – затворенная к счастию дверь;

        Отворится… жду и надеюсь!

      За ним ожидает сопутник меня,

        На миг мне явившийся в жизни.

      О друг мой, искав изменяющих благ,

        Искав наслаждений минутных,

      Ты верные блага утратил свои —

        Ты жизнь презирать научился.

      С сим гибельным чувством ужасен и свет;

        Дай руку: близ верного друга,

      С природой и жизнью опять примирись;

        О! верь мне, прекрасна вселенна.

        Все небо нам дало, мой друг, с бытием:

      Все в жизни к великому средство;

        И горе и радость – все к цели одной:

      Хвала жизнедавцу-Зевесу!»

3–7 декабря 1814

      Славянка

      Элегия

      Славянка тихая, сколь ток приятен твой.

      Когда, в осенний день, в твои глядятся воды

      Холмы, одетые последнею красой

         Полуотцветшия природы.

      Спешу к твоим брегам… свод неба тих и чист;

      При свете солнечном прохлада повевает;

      Последний запах свой осыпавшийся лист

         С осенней свежестью сливает.

      Иду под рощею излучистой тропой;

      Что шаг, то новая в глазах моих картина,

      То вдруг, сквозь чащу древ, мелькает предо мной,

         Как в дыме, светлая долина;

      То вдруг исчезло все… окрест сгустился лес;

      Все дико вкруг меня, и сумрак и молчанье;

      Лишь изредка, струей сквозь темный свод древес

         Прокравшись, дневное сиянье

      Верхи поблеклые и корни золотит;

      Лишь, сорван ветерка минутным дуновеньем,

      На сумраке листок трепещущий блестит,

         Смущая тишину паденьем…

      И вдруг пустынный храм в дичи передо мной;

      Заглохшая тропа; кругом кусты седые;

      Между багряных лип чернеет дуб густой

         И дремлют ели гробовые.

      Воспоминанье здесь унылое живет;

      Здесь, к урне преклонясь задумчивой главою,

      Оно беседует