Петербургские трущобы. Том 2. Всеволод Крестовский

из тюремного начальства.

      Графиня с неудовольствием воззрилась на возразившего.

      – Пожалуйста, оставьте при себе ваши замечания! – произнесла она явно недовольным тоном. – Я умею понимать людей и очень хорошо различаю правду и искренность.

      Начальство опешило и уже не дерзало больше соваться с замечаниями.

      – Ступайте теперь, мои милые, ступайте! – с кротким благодушием обратилась она меж тем к арестантам. – Я за вас буду ходатайствовать, надейтесь и молитесь… Прощайте!..

      Оба заключенника удалились. Касьянчик знаменовался крестным знамением и воссылал горе сокрушенные вздохи, а Фомушка глупо улыбался и еще глупее подпрыгивал.

      – Теперь я хочу к моим пройти: проводите меня, – изъявила желание графиня и направилась в женское отделение.

      L

      ТРУДНО РАЗЛИЧАТЬ ПРАВДУ И ИСКРЕННОСТЬ

      – Надо молиться и работать, – назидала графиня почтительно стоявших вокруг нее арестанток, обращаясь ко всем вообще и ни к кому в особенности. – Бог создал нас всех затем, чтобы мы молились и трудились…

      – Надо быть, ты и трудишься-таки! – шепнула насчет графини одна арестантка своей соседке.

      – Что ты говоришь, моя милая? – спросила графиня.

      – Я, ваше сиятельство, к тому это, что истину-правду Господню рассуждать вы изволите, – смиренно ответила ей хитрая арестантка.

      – Хорошо, моя милая, похвально, что ты чувствуешь, – одобрила графиня, – вам надо более, чем кому-либо, молиться, поститься и трудиться, – продолжала она, – потому что постом, трудом и молитвою усердною вы хотя частию можете искупить перед Господом ваши заблуждения, грехи и преступления ваши. Старайтесь исправиться и принимайте со смирением свою кару. Не ропщите на начальство: строптивым Бог противится – вы это знаете?..

      – Знаем, ваше сиятельство.

      – Ну, то-то… В часы досуга занимайтесь не разговорами соблазнительными, а чтением душеспасительных книжек и христианским размышлением, – слышите?

      – Слышим, ваше сиятельство.

      – Ну, то-то. Хорошо вам тут жить? Всем ли вы довольны?

      – Хорошо жить, ваше сиятельство, и всем даже очинно много довольны.

      – Это похвально; неудовольствие даже и грех было бы заявлять в вашем положении, да и не на что: мы все, что только можем, с охотой делаем для вас и вашей пользы. Ну, прощайте, мои милые! Очень рада видеть вас. Молитесь же, трудитесь и старайтесь раскаяться и исправиться. Прощайте!

      В эту минуту к графине, которая осталась довольна собою и своим поучением, робко и смущенно подступила Бероева.

      – Что тебе надо, моя милая, о чем ты? – матерински обратилась к ней графиня.

      – Выслушайте и защитите меня! – тихо вымолвила арестантка, глотая подступившие слезы.

      – Я готова, моя милая, изложи мне свое дело. Ты кто такая? Как зовут тебя?

      – Юлия Бероева.

      – Бероева… – протянула, прищурясь на нее, филантропка. – Что-то знакомое имя… помнится, как будто слыхала я… Ну, так что же, моя милая,