Авантюристы Просвещения. Александр Строев

во все большем числе, библиотеки заменяют прежние гаремы:

      Не имея довольно денег, дабы помериться силами с игроками или доставить себе приятное знакомство с актеркой из французского или итальянского театра, я воспылал интересом к библиотеке монсеньора Залусского, епископа Киевского (ИМЖ, 600).

      Библиотека превращается в убежище, среди книг время останавливается:

      Жил я в совершеннейшем покое, не помышляя ни о прошлом, ни о будущем, труды помогали забыть, что существует настоящее (ИМЖ, 516).

      В 1764 г. Казанова проводит в библиотеке Вольфенбюттеля неделю кряду, никуда не выходя. В 1757 г. барон де Билиштейн пять месяцев в уединении глотает книги, сочиняя «Французского Вегеция» (1762)197. Степан Заннович уверяет, что провел несколько недель в добровольном заточении, не покидая кровати, где читал и писал. Ближе к сорока Казанова также охотно пишет в постели – теперь ему так удобнее.

      Авантюрист, находящийся на подъеме, может пренебречь местом библиотекаря, как поступили в России пьемонтец Одар и женевец Пикте. Иван Тревогин, живший в Париже куда как небогато, исправно посещал библиотеки и составил даже путеводитель по ним, а потом рискнул сделаться принцем, попытать судьбу. У старого Казановы выбора нет: библиотека в замке графа Вальдштейна в Духцове станет для него последним приютом и тюрьмой, откуда, несмотря на многие попытки, он так и не смог убежать. Ему платили за составление каталога библиотеки, он предпочитал пополнять ее собственными книгами. Единственной отрадой и спасением было сочинение мемуаров: «Я писал по десять-двенадцать часов в день и тем помешал черной тоске погубить меня либо лишить разума» (ИМЖ, 647).

      Сочинительство вместо поступков: не можешь действовать – пиши, чем и занимаются авантюристы в тюрьме. Но именно так поступают герои десятков романов XVIII в. Имплицитно тема книги присутствует в любом произведении, где повествование ведется от первого лица: в конце жизни преуспевшие герои сочиняют мемуары.

      Для авантюриста-книголюба и коллекционера, каким был шевалье д’Эон, библиотека – такой же способ запечатлеть для потомства свой облик, как мемуары. Собранные сочинения помогали моделировать судьбу и даже переделывать ее, ибо д’Эон творил свою жизнь по книгам, как книгу и из книг. В письме герцогу де Брольо (Лондон, 30 ноября 1767 г.) он утверждал, что в жизни не имел любовниц и все время проводил с книгами198 (и, видимо, не врал, ибо травестия его была сопряжена с импотенцией). Его поступки и писания равно требуют внимательного чтения, сличения рукописей и вариантов, интерпретации каждого эпизода. Мифоман и графоман, переписчик (а это главная обязанность секретаря посольства) и компилятор, не брезговавший плагиатом199, он тщательно хранил и систематизировал записные книжки, распоряжения, письма, депеши и умело фабриковал недостающие. Так, в архиве французского МИДа хранятся написанные им собственноручно копии его переписки 1764 г. с Терсье, одним из руководителей «Секрета короля»,

197

Andreu de Bilistein Ch. Institutions militaires de la France ou le Végèce Français. Amsterdam: E. van Harrevelt, 1762. P. VII.

198

ААЕ. СР. Angleterre suppl. Vol. 16. Fol. 290.

199

«Историческую и политическую картину Польши», вошедшую в первый том его «Досугов» (1774), д’Эон списал у французского дипломата Ж. Кастера.