Чужая жизнь. Повесть. Мария Сараджишвили

дательской системе Ridero

      Чужая жизнь.

      1.

      – Танечка, после экзамена не задерживайся. Иди домой, ты же знаешь, я нервничаю.

      – Ой, бабушка, ты всегда нервничаешь.

      Таня помахала рукой и быстрым шагом направилась к школе.

      В 17 лет бабушкины страхи выглядят особенно жалко и несерьёзно.

      Идти до школы было недалеко. Переход, потом спуск и ещё немного пешком пол квартала.

      Таня Долохова, высокая стройная девочка с модельной внешностью, училась хорошо. Последнего экзамена по химии она не боялась. Знала, что сдаст его также успешно, как и остальные.

      Бабушку Клаву она тоже понимала. Она тряслась над единственной внучкой где надо и не надо. После того как в автокатастрофе погибли родители Тани, бабушка совсем сдала. Часто плакала и умоляла внучку не задерживаться у подружек. Время-то какое неспокойное. На улице 1993 год. Только-только ситуация в Грузии успокоилась, позади гражданская война. У власти находится привезённый из Москвы Шеварднадзе. В него бабушка Клава верила железно. Он у неё ассоциировался со старым укладом. Тогда в их ближайшем магазине в Нахаловке было всё необходимое. Сахар по 94 коп, синюшные истощённые курицы периодически лежали под люминесцентной лампой, две пачки сливочного масла давали в руки в конце 80-х. Зато пломбир в стаканчиках по 20 коп всегда был детям на радость. Но пришёл Гамсахурдия, начались митинги и как корова языком слизнула былое благополучие. Потом и того хуже, началась война. Зачем, почему, бабушка Клава понимала с трудом. Только по-русски на улицах старались не говорить. В центре на Руставели так расколошматили первую школу, что страшно было смотреть. Похоже было на взятие Берлина. Не приведи Господи.

      Клава с внучкой хотела продать квартиру и уехать. Перебраться к сестре в Саратовскую область. Но не решалась. Многие соседи вот так продали квартиры, а там, в России ничего толком не смогли купить. Разница в ценах была уже большая. Если и купили бы жилье, то только на периферии, где с работой очень туго. Так и осталась Клава с внучкой в Грузии, ждать неизвестно чего. Жили они очень скудно. Клава сидела перед корпусом на скамеечке и продавала разную харахуру: тарелки из серванта, полотенца, жвачки штучно и тд.. А девочке столько чего надо. Вон она какая, Танечка выросла. Глаза голубые, волосы каштановые, взгляд из-под бровей в разлет, как у артистки Любови Орловой. Не хочешь, да заметишь. Одним словом, красавица. Мечтает учиться дальше.

      .. Таня шла по улице и неожиданно краем глаза подметила. За ней кто-то следит из той синей Волги. Неприятный тяжёлый взгляд буравит спину. Она обернулась, посмотрела. Ну машина и машина. Нет, показалось наверное. И ускорила шаг. Опаздывать на экзамен как-то совсем некрасиво.

      Таня скрылась за дверьми школы, а подозрительная машина

      остановилась неподалёку. Двое плечистых мужчин со скучающим видом достали сигареты. У одного, постарше в руке мелькнул красный Marlboro, у второго Кемел.

      – Когда у неё экзамен кончится? – спросил один, позёвывая.

      – Наверное, через 2—3 часа.– ответил второй.

      – Тогда я немного посплю. А ты смотри, не пропусти…

      2. Экзамен оказался несложный. Таня уверенно писала химические уравнения, легко уравнивала коэффициенты, классифицировала по формулам органику, где метил, а где метан и сдала работу одной из первых. Потом выбежала из класса в приподнятом настроении.

      Одноклассники договорились после сдачи последнего экзамена идти в кафешку, поесть хачапури в складчину. Все-таки, как ни крути, школу кончили. На банкет четверть класса не собиралась являться, у родителей было туго с деньгами. На кафе наскрести было проще.

      Таня решила сгонять домой, сообщить бабушке, что все в порядке, почистить перышки и назад, в школу, дожидаться одноклассников, пока все выйдут с экзамена.

      Она неслась домой на всех парусах по пустынной улице, встречных людей было немного. Вдруг около нее притормозила синяя волга. Оттуда выскочил дюжий мужик в кожанке, натренированным жестом зажал Тане рот и затолкал в машину.

      Таня и опомниться не успела, как мимо промелькнул ее родной корпус – хрущевка, ничего не подозревающая бабушка на своей табуретке около подвального тоне, где сосед Эмзар пек хлеб.

      Она забилась, как птица в клетке, пытаясь брыкаться. Но противный амбал навалился на нее стокилограммовой тушей и рычал в ухо.

      – Заткнись! Хуже будет.

      Сердце билось где-то в горле и бухало, наверное, 100 ударов в минуту. А может, и все 120.

      Откуда-то достал скотч, которым обклеивали ящики на базаре, и замотал Тане в два слоя рот, больно стянув волнистые волосы липучкой.

      Потом достал из кармана наручники, ловко защелкнул их на нежных запястьях и шумно вздохнул, утирая волосатой лапой вспотевший лоб.

      – Фуух, теперь ори, сколько хочешь.

      За окном мелькали на большой скорости отдельные дома Авчала и Загеса. Машина уже выехала из Тбилиси и направлялась по дороге