Кассия. Татьяна Сенина (монахиня Кассия)

это, «негодяи» умолкли и перестали кричать о причинах своего наказания, но плетка эпарха быстро привела их в чувство.

      – Мы хотели обмануть благочестивых граждан! – выкрикнул армянин, которого вели первым.

      То же повторял второй и все остальные по очереди. Затем первый продолжал:

      – Мы солгали, будто врата к гробнице нечестивого Константина открылись сами!

      – Это мы хитростию открыли их!

      – Мы дерзнули неправедно обвинять православных в бедствиях, которые терпит государство!

      Пухлая торговка хлебом, смотревшая на процессию из-за своего прилавка, неодобрительно покачала головой:

      – Ишь, складно как твердят! Эпарх-то, вон, слова подсказывает да плетку кажет! Бедняги, как исполосовали-то их!..

      – Да-а, бичей не жалели! – хмуро проговорил стоявший рядом, с лотком на жилистой шее, торговец пирожками.

      – Бичи не хлеб, чего их жалеть, – усмехнулся седой сутулый каменотес.

      Он стоял, опираясь на суковатую палку грубыми мозолистыми руками и из-под насупленных бровей сурово глядел на процессию. Рядом с ним стоял подмастерье – юноша с только пробивавшемся на бороде золотым пухом, загорелый, с румянцем во всё лицо, – и с избитыми и истертыми руками.

      – Они сейчас его нечестивым зовут да проклятым, – продолжал старик, – того государя… А я-то по-омню хорошо: при нем хлеб был дешевый, не то, что сейчас, и много было хлеба! Торговцы на рынке нищим, бывало, целые караваи кидали…

      – Нда, а теперичи, поди, еще подорожает хлеб-то! – сказал оборванный мужик с мешком через плечо. – Болгары, слышно, уж пол-Фракии разорили и до самого Города грозятся дойти…

      – А эти ироды, нет чтоб с варварами воевать, как надо, со своими же воюют, неймется им! Ико-оны им, вишь, кано-оны!

      – И-и, чтоб им пусто было, канонистам этим! Их бы землю копать заставить, али кирпичи класть!

      – Кости икон да сокрушатся!

      – Ах ты, безбожник!

      – Это вы безбожники, идолопоклонники треклятые!

      – Да отсохни твой поганый язык, собака!..

      Завязалась драка, и эпарх послал одного стратиота из отряда разнять ее.

      Тем временем за всем этим следил внимательный взгляд – пожалуй, слишком внимательный, более цепкий, чем хотелось бы устроителям этого публичного шествия. Высокий худощавый монах только что вышел из Книжного портика с большим свертком в руках и, прислонившись к одной из колонн, пристально наблюдал за происходящим. Его взгляд успел охватить всё – и картину целиком, и мелкие детали, – заметить и беспокойство, прятавшееся за спесью эпарха, и неуверенность на лицах стратиотов, и угрюмые взгляды чернорабочих, и испуг в глазах прошмыгнувшего мимо черноризца; ухо улавливало разговоры в толпе, выкрики недовольные и одобрительные, и клич, который он уже не впервые слышал в последние дни:

      – Да будут выкопаны кости икон!

      Процессия давно ушла вперед, зеваки тоже разбежались – кто следом за ней,