Эшелон: полигон «Либава». ЦГВ. Владимир Земша

s>г. Ружомберок – полигон на Либаве9 Марта 1988 г.Седьмая рота

      Мартовский снег сменился дождём. Погрузка закончилась. Колючие капли дождя со снегом стучали в окна грязных вагонов. Намокшая вовремя погрузки форма начала подсыхать, в холодном сыром воздухе появился запах дыма из ржавой печи, стоящей посередине вагона.

      Солдаты копошились, перекладывали набитые вещмешки, снимали промокшие грязные, у некоторых рваные и прожжённые бушлаты.

      (В словацких вагонах нет полок, есть только сидения, разделённые подлокотниками. А сверху – багажные сетки.)

      Вскоре, под багажными сетками, гамаками закачались плащ-палатки. Лежащие в этих «гамаках» снизу напоминали тюки. Это была единственная возможность принять горизонтальное положение. И поэтому это сооружение казалось лучше всяких перин. В данный момент, в данном временном измерении лишь это была единственная существующая реальность. Всё иное, мягкие матрасы, уют и тепло остались безнадёжно в прошлом. Так странно устроено время, настоящее только и кажется единственной реальностью.

      Время течёт себе не спеша, но неумолимо просачиваясь сквозь пальцы, как песок. Медленно. Не торопясь. А потом – бух, и всё! В какой-то миг, в один только миг, всё переворачивается снова, и жизнь начинает бежать уже в другом измерении, и уже это есть новая объективная реальность. А всё, что казалось ещё реальным недавно – уже где-то там, как во сне, за толстым стеклом, словно мираж… А есть ли она, эта самая реальность?! Или весь окружающий нас мир – только лишь мираж. Только миг, который нужно пережить?

      Итак, под багажными сетками, гамаками качались плащ-палатки. Как обычно, спали в них по очереди…

      – Ну что, пора, – ротный улыбнулся и громыхнул заранее приготовленными бутылками. Старшина вытащил хлеб, тушенку, консервированную кашу в банках. Офицеры, приободрившись, доставали, что у кого было на такой случай.

      Солдаты, повыбрасывав в окна опустошённые банки из-под сухпайка, спали, некоторые всё ещё продолжали жевать, о чём-то говорили. Женя Бедиев попытался вытянуть затёкшие ноги, но вещмешок, принадлежавший рядовому Челябизаде, мешал и Женя не решался спорить. Сзади Разорёнкин, выбросив в окно бутылку из – под «Боровички», тайком от офицеров припасённую заранее, пьяно ржал с сотоварищами.

      – Водка враг солдата – но солдат врагов не боится!

      Здесь всё было в куче: торчали сапоги, висели портянки, качались «гамаки», буграми лежали вещмешки с торчащими черенками сапёрных лопаток, оружие, «сухпайковые» консервные банки и сухари, дрова, ящики с «матбазой».

      Офицеры отделили себе место плащ-палатками. Там было немного лучше.

      – Где тушёнка? – орал старшина. Ротный, капитан Несветайло, как- то краснея пятнами, вопрошал к солдатам:

      – Ну ё-маё, что же, тушёнка то где-е, а-а?

      Женя видел, как Разорёнкин сунул одну из банок, переданную офицерами разогреть настоящей посередине вагона буржуйке, под бушлат. Се-ля-ви!

      – А чего младший сержант Никаноров скажет? Я тебе, боец, банку передавал! А-а?

      – Я-я э-э-э не-е-знаю! – Никаноров опустил глаза.

      – Э-э-э, не зна-а-ю! – передразнил ротный. – А кто-о знает? Целый младший сержант, а ни хрена не знает! Разжаловать бы тебя давно пора до рядового! Ничего, вот с учений вернёмся, разжалую! Нечего пагоны позорить. Чудо в перьях, ё-маё!..

      – Ну, да ладно, давай! – раздался голос ротного и кружка пошла по офицерскому кругу.

      Стало тепло и бодро. Жевались консервы, хрустел сочный ароматный ядрёный лук, горели щёки. Говорилось легко. Говорилось обо всём, о чём обычно говорят за бутылкой: о службе, потом о женщинах, потом опять о службе. Взводный лейтенант Майер раскачивался в «плащ-палаточном гамаке». Молчал. Его воротило от всех этих запахов. Его сильно мутило после бурного празднования восьмого марта вчера. Пробивался сквозь поры пот. Выпитый чай, казался креплёным вином. В голове снова замутило, опустилось тошнотворными волнами в желудок, которые вновь и вновь подкатывались рвотными позывами к горлу… Внизу слышался балаган слегка поддавших офицеров…

      Доносился и нетрезвый голос старшины-прапорщика Васьки Будило.

      – Журнальчик хотите полистать? – он вытащил запрещённое в Союзе эротическое издание.

      – А ты чё, не все ещё журнальчики на подсумки для магазинов, да снаряжение у начальника артвооружения поменял?

      – А я ему с возвратом даю! Он полистает, потом возвращает. Потом – новые ему подгоняю… – старшина махнул рукой.

      – А снаряжение он тебе тоже с возвратом даёт? – ухмыльнулся замполит старший лейтенант Хашимов.

      – А снаряжение я получаю безвозвратно! – старшина был доволен собой.

      – А мэня картынками нэ обманешь! Мне жывую жэншыну подавай!

      – Так не теряйтесь, товарищ замполит! Давайте, идите, крутите нашу Ленку! – ехидно лыбился прапорщик.

      (Ленка – медсестра, сопровождавшая эшелон, довольно смазливая на лицо, но обладающая невероятно толстыми ногами, словно слоновьими