Коло Жизни. Зачин. Том первый. Елена Асеева

вздернутый нос, толстые, плавной формы сизовато-красные губы, которые во время улыбки (что было значительно редко) растягивались в виде дуги, опущенной вниз. Белокурые почти белесые, ближе к ковылю прямые, будто недавно остриженные, волосы и такого же цвета светлые усы были короткими, как и островатой формы борода.

      Обряженный также важно, как и Дажба, в белую, долгополую, распашную рубаху да золотой плащ, Словута запястья и лодыжки свои роскошно укрыл не меньшим количеством тонких и толстых, серебряных браслетов. Оные напоминали извивающихся ящериц с удлиненными телами и четырехпалыми, короткими лапками да вздернутыми кверху долгими хвостиками, кончики которых блистали голубо-изумрудными хризобериллами. Обутый в золотые сандалии, Бог разнился с иными Расами своим и вовсе занимательным венцом. К ободу, что огибал широкой золотой полосой голову по коло, и украшенный мелкой пестроватой яшмой, крепились три более узкие планки. Одна из них пролегала позадь головы, а две другие подле ушей слегка с заостренными мочками и кончиками. Эти планки удерживали на себе бреющую в полете серебряно-золотую птицу. Птица по облику напоминала сокола, с таковой же пологой головой, с небольшим в полпальца клювом, из пурпурно-красного хризоберилла, серповидными крыльями, округлым и длинным хвостом, да мощными лапами. Сам сокол смотрелся совершенно живым, и оперение верха его спинки было серебристо-серого цвета, а макушки и затылка золото-рыжеватым. Чудилось планки незримо поддерживали птицу за края перьев, подле крыльев и хвоста, давая возможность изогнуться в полете для того, чтобы атаковать всех кто посмеет подойти ближе позволенного к Словуте. Яркие сизые очи, словно прозрачные каменья, вспыхивали огнями, а по оперению спины изредка пробегали почти голубые капли, тотчас вроде ныряющие под черные перья около клюва. И тогда птица вздрагивала всем своим телом, ее раскрытые, готовые к нападению и твореные из золотисто-желтого драгоценного камня лапы с мощными пальцами и когтьми, торопливо сжимались, а погодя уже медленнее раскрывались.

      – Стоит, – молвил вельми мягко Дажба и слегка качнул головой. – Ибо он будет всегда справедлив в отношении своих товарищей. Всегда будет стараться сделать их жизнь, и их самих правильнее и светлее. Нет, этот мальчик… муж будет лучшим правителем из всех тех, которые вступят после него во власть. Он будет идеалом, ибо жизнь близких ему людей… жизнь в целом каждого человека для него бесценна.

      – И что же тогда тебя тревожит? – поспрашал Огнь, чувствуя в словах Дажбы недосказанность.

      Боги между тем уже дошли до полосы, на каковую дотоль выпускали из своих недр суда прибывших поселенцев и остановились. А восьмиконечное капище, негусто пыхая, теперь голубоватыми парами света виденного лишь Расами, медленно стало приближаться к площадке, стремясь опуститься точно в середину проложенных по каменной ее поверхности более светлыми тонами кругов.

      – Не знаю, – произнес Дажба, похоже, и сам беспокоясь