Былое и выдумки. Юлия Винер

холодно и неудобно, он часто просыпался, успевал сбегать в уборную, и беда не происходила.

      – О! – говорила Сторож. – Уже намечаются успехи. Будем и дальше пользоваться этим методом, да, Бродецкий?

      Вдобавок ко всему, Бродецкий был еврей. Я про себя еще не знала, что я тоже, и издевалась над ним, как все, с ужасом и с восторгом.

      Как он выжил, я не знаю. Вряд ли он вырос счастливым человеком.

      Жестокость Сторожа нередко имела эротическую окраску. В нашей группе шла бесконечная игра в римских цезарей и рабов, придуманная мальчиком чуть постарше, восьмилетним Илюшей. Сам он был, разумеется, цезарем, а я при нем царицей, что ли. Илюша желал распоряжаться мной как своей собственностью, мне это не нравилось, мы часто ссорились и даже дрались. Однажды схватка была особенно ожесточенная, Илюша толкал меня и драл за волосы, я норовила расцарапать ему щеки – подошла Сторож, полюбовалась минутку, затем крикнула грозно: «Винер!» (это всегда была Винер, Илюшин отец был полковником на фронте, его сына Сторож предпочитала не трогать) – и развела нас.

      – Посмотри, на что ты похожа, разве хорошие девочки дерутся!

      – Да, а чего он! Он первый начал! Прямо сюда меня ка-ак толканет! – и я показала на живот.

      – А ну-ка покажи!

      – Вот сюда!

      – Нет-нет, ты как следует покажи!

      – Вот прямо сюда!

      – Я сказала, как следует покажи, на теле!

      Все смотрели на нее с недоумением. Чего на теле? Зачем на теле? Обыкновенная драка!

      – Да чего показывать, там нет ничего.

      – Вот мы посмотрим, действительно он тебя ударил или опять врешь.

      – Я правда ударил, – сказал Илюша. – И вообще, давай мириться, а? – Он протянул мне руку, мы сцепились мизинцами и начали было обычный примирительный ритуал: «Мирись, мирись, и больше не…

      Но Сторож оттолкнула его в сторону и приказала мне:

      – Раздевайся!

      Я стояла, не понимая, что от меня требуется.

      Сторож подхватила подол моего платья, задрала его кверху.

      – Теперь спускай штаны!

      На мне были толстые байковые штаны, доходившие до подмышек. Я приспустила их, показала пальцем на животе, куда Илюша ударил:

      – Вот сюда. Но мне уже совсем не больно!

      – Врешь! Ты не сюда показывала. Ниже спускай, ниже!

      Я спустила чуть ниже.

      – Да ты что, глухая? Я сказала ниже!

      И Сторож потянула мои штаны вниз. Я вцепилась в край изо всех сил и тянула кверху. Но Сторож была сильнее. Она рывком сдернула штаны до самых колен и сказала с удовлетворением:

      – Вот теперь покажи всем, где у тебя синяк.

      Я стояла с голым низом и словно окаменела. Среди зрителей раздались нерешительные смешки. А Сторож отошла чуть в сторонку и со странной улыбкой смотрела то на меня, то на Илюшу. А затем с такой же непонятной злобой бросила:

      – Нет у тебя никакого синяка!

      И быстро ушла.

      Я опомнилась,