Железный закон. Alex Aklenord

больше от холода, пробиравшегося под рубашку, чем от чувства опасности: не в первый раз в заброшенном посёлке. Главное – не поскользнуться, иначе испачкаешься в окислах и потом одежду долго вымачивать в масле. А свет от фонарей такой слабый, что едва различаешь свои же метки.

      Шаг сюда, прыжок на пятак, помеченный позавчера намалёванным крестом. Краска уже расползлась и скоро исчезнет подо ржой. Шаг, прыжок. Ещё раз. Усталый металл крошится, прогибается и гудит, но загодя проложенная тропа не подводит. А если провалишься под ржавчину – либо раздерёшь штаны, а то и до крови, либо застрянешь так, что только кричать.

      Вот и колодец-шахта.

      Перевести дух. Так хочется посмотреть во влажное небо, но старики твердят, что вверх пялятся слабаки.

      Ярни достал из котомки медный обруч, закрепил на голове. Развернул платок, в котором прятался кусочек солнца. От слабого свечения зацвели вокруг мутно-синие краски, заблестел над шахтой хромированный козырёк, оскалились щербатые окна. Теперь бережно вставить солнышко в пазуху на обруче и вниз.

      Первые стальные скобы держали крепко. Ярни несколько раз попробовал их и решил, что зацепит за них страховочный трос позже, когда почувствует жаркое дыхание солнца. Пока же далеко внизу стенки шахты едва отражали его всполохи. А троса – в обрез – на какой хватило сбережений.

      Руки быстро устали, несмотря на многодневную подготовку. Дед вообще говорил, что большое солнце никогда не улыбнётся внуку – не быть ему шахтёром. С другой стороны, куда спешить? Времени до рассвета много.

      Ярни попробовал считать скобы, но сразу сбился, когда одна из них вывалилась и улетела вниз. Где-то далеко жалобно звякнуло. Он не удержался и посмотрел вверх. А до неба-то рукой подать, спустился всего-ничего.

      По шее сбежала капля пота. То ли солнце приближалось, то ли круговерть мыслей разогревала. И сердце щемило от радости, что он решился, и страшно было, что вдруг не вернётся, оставив деда одного. А если получится разбогатеть…

      Вторая скоба ушла из-под ноги, тут же сорвалась другая. Пора бы трос зацепить. Или вернуться? Раздобыть несколько скоб, чтобы починить трассу, и попробовать ещё раз? Стой! Дорога наверх закрыта, даже не смотреть туда. Взгляд только вниз! Или хотя бы разглядывай витиеватый узор на стенке перед собой, прогоняя запретные мысли.

      Нога уперлась в какое-то препятствие. Ярни посмотрел через плечо.

      Решётка! Можно встать и передохнуть. Это же шахтёрский секрет. И выпавшие скобы лежат: не прошли сквозь ячейки. Лишь бы не оказалось, что шахту таким образом закупорили. Но нет: вот прутья со скрежетом выходят из пазов, решётка складывается втрое и полностью уходит в стенку. Не забыть бы вернуть на место на обратном пути.

      Когда Ярни добрался до третьей решётки, руки совсем не слушались. Действительно начало припекать, и от пота не было спасения. В ход пошла фляжка, припасённая на обратный путь. Сделав два скупых глотка, Ярни достал из кармана бронзовую пластинку и любовно потёр её. Пальцы подрагивали, можно было ненароком уронить, но рисунок, скроенный из неумелых царапин, успокаивал, на душе сразу потеплело. Образ Стали вышел плохо: едва бы кто понял, что это портрет девушки. Однако парень понимал каждую чёрточку. Может быть, он спустился уже так глубоко, что бывшая сельчанка где-то рядом, за стенкой колодца. Постучишь по бездушному металлу – Сталя услышит и постучит в ответ.

      Мечты…

      Трос давно закончился. Становилось ярче. Заснувшее солнце скоро должно показаться. Шахта хоть и была почти прямой, всё же её изгибы до сих пор прятали лаву.

      Сорвалась ещё одна скоба, образовывая прореху. Назад будет очень трудно возвращаться. Иногда придётся просто подтягиваться на обессиленных руках. Когда солнце начнёт просыпаться, жар и свет будут подгонять Ярни, и, главное, чтобы не догнали. Сколько шахтёров не вернулось домой. Тот же отец, которого он почти не помнил…

      Вот и шахтёрская площадка, висящая прямо над колеблющейся желтоватой массой, от которой болели глаза. Ярни спрыгнул на металлическую сетку и повалился от изнеможения. Счет времени давно потерян, но хотелось верить, что он спустился быстро. Вид сонного солнца оказался совсем не притягательным. Оно устало за день, пригасило свою яркость и лениво поплёскивало языками-отростками. Ничуть не улыбалось и ничем не отличалось от той солнечной массы, которую каждый день добывали шахтёры.

      Оклемавшись, Ярни черпаком набрал заветной жидкости в ранец. Тот заметно потяжелел. Выпив ещё воды, парень начал карабкаться вверх.

      Когда он, превозмогая себя, добрался до третьей решётки и разложил её, чтобы передохнуть, вовсю грызла подлая мысль, что ранец можно здесь бросить. И вернуться за ним следующей ночью. Ведь полдела же сделано. И надежда, пока отдыхал, снова была на пластинку. Но в этот раз Ярни чудилось, что царапины на бронзе перемешались и девушка смотрит на него с укоризной.

      – Привет.

      – Ты кто? – от неожиданности Ярни мотнул головой и больно стукнулся. Голос шёл сверху. Ни при спуске, ни сейчас он совсем не обратил внимания, что здесь повыше зияла прорезь, сквозь которую его пристально рассматривали