Фаворит. Том 1. Его императрица. Валентин Пикуль

забывай! Мундирчик твой разложим да противне и в печку сунем. Сколько ни стечет с него, все пропьем и капустой закусим…

      Три рубля не деньги: гвардия любит богатых!

* * *

      Амвросия он застал после службы, утомленным чтением проповеди. Монахи разоблачали первосвященника от одежд пышных, благоухающих духами и ладаном. Оставшись в белой просторной рубахе, мягко ступая сапожками из малинового бархата, Зертис-Каменский строптивым жестом выслал всех служек вон, велел Потемкину:

      – Не стой, как пень. Сядь, бестолочь дворянская…

      Теплый ливень прошумел над Москвой, омывая сады. Кто-то постучал в окно с улицы, и Амвросий впустил в свои покои ученого скворца. Мокрая, взъерошенная птица уселась на плечо владыки, вставила острый клюв свой в ухо ему.

      – Так, так, скворушка, – закивал Амвросий, – рассказывай, что слыхал на Москве… Неужели правда, что Потемкин в полк собрался, а денег нету? Так, так… спасибо, умник ты мой!

      Кормя птицу с руки зернами, владыка спросил:

      – Правда сие, Гриша?

      – Да. Хочу в полк ехать. А на что лошадей купить? На что амуницию справить? Никто не любит меня, никто не знает…

      Амвросий пятерней расчесал смолистую бороду, всю в крупных завитушках, как у ассирийского сатрапа. Сверкнул очами.

      – Сколь нужно тебе? – вопросил дельно.

      – Мне бы хоть сто рублей… для начала жизни.

      Амвросий махнул рукой (ярко вспыхнули перстни):

      – Это не для начала – для конца жизни! На сто рублей в гарнизоне Оренбургском хорошо маяться, а в гвардии… у-у-у!

      – Так быть-то мне как? – растерялся Потемкин.

      Амвросий выпятил богатырскую грудь:

      – Жить начинаешь, так запомни слова мои: деньги – вздор, а люди – всё… Ты когда-нибудь людей бил?

      – Такого греха за собой не помню.

      – И впредь не смей! На, забирай… вздор!

      Сказав так, Амвросий дал Потемкину полтысячи рублей. Потемкин побожился:

      – Вот как пред истинным… верну долг сей.

      Амвросий захохотал так, что лампады угасли.

      – Не божись! – гаркнул владыка крутицкий и можайский. – Знаю я породу вашу собачью. Все забудешь. Никогда не вернешь…

      Потемкина проводил до заставы выжига Матвей Жуляков – пьян-распьян, едва на ногах держался. Но в разлуку нежную сказал мастеровой слова напутственные, слова воистину мудрейшие:

      – Ты, Гриша, конечно, служи… старайся! Но с большими господами за одним столом вишен не ешь. Коли учнут они косточками плеваться, обязательно глаза тебе повыщелкивают.

      А ведь верно напророчил пьяный выжига…

      Занавес

      Над Босфором, в гуще садов, сбегающих к морю, господствует Сераль.[4] Это резиденция султана: киоски и дворцы, тюрьмы и мечети, бани и огороды, монетный двор и конюшни, лазарет и… гарем, конечно!

      Внутри Сераля расположен Диван – правительство; возле Дивана площадь с фонтаном, окруженная кипарисами. Из Дивана в Сераль протянута крытая галерея, через которую иноземных послов проводят в залу для

4

В дальнейшем, говоря о Турции и ее правительстве, нам придется именовать их по-разному: Высокая Порта, Блистательная Порта, Порог Счастья, Высокий Порог, Большая Дверь, Оттоманская и Османская империя, Диван или Сераль – это названия одного значения, широко бытовавшие в речи и переписке того времени.