Гости с той стороны. Гай Себеус

чтобы наброситься.

      Только присутствие судна из самой Эллады и торжественность встречи сдерживали от учинения скорой расправы над смутьяном.

      Однако чужака нисколько не огорчил открыто враждебный приём. Он наслаждался всеобщим вниманием и не остерегался ничуть.

      Он вытянул губы трубочкой и дунул в сторону бездомного побирушки. Вокруг того немедленно заплясали завихрения дорожной пыли.

      – Эй, криволапый! Проводи-ка меня к вашим жрецам!

      Похоже, знал, куда попал. У встречающих поубавилось агрессивности.

      – Так он к жрецам! – И все остыли и отхлынули.

      Хотя понятности новая информация не прибавила, но теперь можно было сколько угодно мучаться догадками, а притронуться к ненавистному мускулистому телу, под беспомощно свисающей волчьей шкурой, уже было нельзя! Можно было только жечь, жечь, жечь его взглядами! Засушенный оскал волчьих зубов на плечах приезжего теперь смотрелся бессильно, никчёмно…

      Чужак перегнулся через борт своей лодки и, крякнув, подхватил двойную перевязь из рыбацкой сети. Рывком вздёрнул её на плечо. Сзади и спереди оказалось по связке …черепов. Волчьих, птичьих и человечьих. Больших и малых. И не все они были старые…

      Танаиды отшатнулись.

      Чужак торжествовал, скалился, похохатывал. Сплюнул по-хозяйски в воду и, погромыхивая странной поклажей, двинулся вслед за своим лебезящим провожатым…

      …Бласт со стоном сжал виски: болезнь не отступила, не осталась за морем, приползла с ним сюда!

      Это был чужак из его болезненных видений!

      Но там, дома, он гнездился в снах и скручивался, увядал от дневного света. Здесь, на чужбине, он притащился въявь! И нет рядом тех, кто спасал от него: ни отца, ни лекаря!

      И ещё: только теперь Бласт рассмотрел чудовище. И ему стало по-настоящему страшно: он будто в зеркало взглянул.

      3

      Городок Тан-Аид казался хорошо подготовленным ко всяким враждебным неожиданностям: высокий частокол, оборонительные валы и рвы должны были отлично защищать его жителей.

      Седой медлительный эллинарх, глава местной греческой общины, оказал честь лично ввести их в городские ворота, увенчанные причудливым символом: силуэтом дракона на трезубце, обращённом вниз!

      – Все это побережье – греческие земли, и посвящены они Богу Смерти Тану. Никто в отеческой Элладе не поклоняется ему, не приносит жертв, не возжигает курений. Эта великая честь принадлежит только нам, греческой колонии! – гордо пояснил он, шествуя величавой поступью хозяина.

      – Впрочем, верховенствует здесь, как и везде в мире, триада богов: Неба, Воды и Подземья. Каждому из них молится отдельный город: Город Солнечного Ворона – Тан-Таган, – эллинарх с полупоклоном указал в одну сторону побережья.

      – Город Серебряного Змея – Тан-Амазон, – взмах руки и полупоклон в другую сторону. И с гордостью и особенной значительностью:

      – а в центре – наш город – Тан-Аид, Город Реальгарового Волка. Потому трезубец с крылатым волкоголовым драконом –