Дом. Мила Менка

родители назвали в честь Владимира Ленина, взяв первые буквы от имени и псевдонима вождя мирового пролетариата, и мальчик сызмальства гордился этим. Его мать, Джамилю, отец привез из Узбекистана, отвоевав у басмачей. Это была немногословная и спокойная женщина. Потом, когда Кирилл Скуридин пропал без вести, она удивила всех: оставив единственного сына на воспитание двоюродной тетке мужа, вернулась в УзССР – просвещать женщин Востока – одурманенных и обездоленных. Там-то её и настигла пуля недобитого бандита.

      Мальчик вырос на руках у двоюродной тётки. Несмотря на то, что тётка была очень набожна, Владлен в Бога не уверовал, скорее наоборот. Сколь ни уговаривала его тетка принять крещение, он лишь раздражённо отмахивался. Вспомнил о Боге лишь раз – когда жена рожала сына. Роды были очень тяжёлые, ребенок занял неправильное положение – фельдшер и акушерка разводили руками. Катя мучилась почти десять часов и потеряла много крови. Тогда он взмолился. В первый раз обратился он к тому, кого на протяжении жизни отталкивал и часто хулил. И оно, чудо, случилось! Вскоре потерявший надежду Владлен, не веря ушам своим, услышал слабый писк: у него родился сын!

      Малыша немедленно забрали в детское отделение, но зато позволили новоиспечённому отцу взглянуть на Катю.

      Он вручил жене нехитрый букет осенних цветов, которые за время долгого ожидания заметно пожухли, а она улыбнулась ему потрескавшимися губами:

      – Спасибо. Отвернись, не смотри на меня. Я некрасивая.

      – Ты у меня лучше всех! Спасибо за сына. Ты это брось… Ты у меня самая красивая, Катька… моя Катюша! – Нагнувшись, он поцеловал жену и поспешил выйти, чтобы она не заметила выступивших слез.

      Сейчас глаза Скуридина были сухими. Он нервно курил, то и дело поглядывая на старые, с треснутым циферблатом часы – единственную вещь, оставшуюся ему на память об отце. Товарищи задерживались. Наконец, появился Витька Косой и молча пожал Владлену руку. На шее у Витьки был грязный, выцветший шарф, который связала его мать ещё до того, как её репрессировали. Вот на горизонте появилась могучая фигура Максима – судя по походке, он уже успел пропустить где-то стакан-другой дешёвого портвейна. Что ж такого? Угостили.

      – Приветствую! – громко крикнул он Владлену и Витьке, пожимая им протянутые руки и обдавая запахом свежего перегара. – Ну? Пошли?

      В сумерках дом казался не таким обшарпанным, как при дневном свете, хотя впечатление сильно портили впадины окон, обрамлённые зубчатыми осколками стекол.

      Владлен взялся за кривую ржавую ручку и, распахнув дверь, вошел первым. За ним Витька с Максимом, причем последний громко икал.

      Утроба дома казалась холодной и пустой. Владлен чиркнул спичкой, нащупал в кармане свечку, которую успел прихватить у тёщи. Это была тонкая церковная свечка – разгоревшись, она стала чадить, а потом совсем угасла.

      – Сквозняк! – констатировал Витька. – Ты бы, Владлен, фонарь захватил что ли, али светильник какой.

      – У моего