Жизнь творимого романа. От авантекста к контексту «Анны Карениной». Михаил Долбилов

4 в Приложении).

      К 1874 году внебрачная связь великого князя стала предметов постоянных пересудов и сплетен в гвардии, чем-то вроде клубного анекдота гвардейцев; Толстой, возможно, узнал об этом от своего шурина Александра Берса, до 1873 года служившего в Преображенском полку и нередко развлекавшего родственников новостями из жизни военной элиты (таково, например, было происхождение все той же эротической эскапады двух молодых сослуживцев Вронского)277. Курьезный штрих: спустя два года некий панегирист возьмется пропеть хвалу Николаю Николаевичу по случаю назначения того главнокомандующим действующей армией в преддверии войны с Турцией. Представленная в цензурный комитет рукопись содержала, наряду с преувеличенным перечислением служебных свершений великого князя, и следующие откровения:

      [К]акою любовью пользуется Высокий Главнокомандующий среди солдат и офицеров. Мы неоднократно наблюдали, как оживлялись железные ратники, завидя мощную фигуру Великого Князя, заслышав его голос! <…> А как беспредельна обширная популярность <…> отца-главнокомандующего среди офицеров, сколько рассказов, биографических черт ходит между ними, как они интересуются всевозможными даже мелкими сведениями о Великом Князе. <…> И частная жизнь Его Высочества являет примеры высокой гражданской доблести. Прежде всего всякому русскому известно высокое благочестие Великого Князя и его христианские добродетели.

      Цензорское «NB» против последней фразы выдает опасение, что панегирик в этом месте, вопреки намерению автора, мог звучать крайне двусмысленно, если не издевательски278.

      Толстой «залучил» Николая Николаевича в свой публикуемый роман, пусть и загримированным эпизодическим персонажем279, совсем незадолго до того, как адюльтер великого князя получил еще более широкую, а затем и скандальную огласку. В 1874 году Числова подала всеподданнейшее прошение о возведении ее троих незаконнорожденных детей в дворянское достоинство. Одновременно с тем в собственноручном письме главе Комиссии по принятию прошений князю С. А. Долгорукому Николай Николаевич, ссылаясь на то, что «принима[ет] живейшее участие в положение [sic!]» Числовой, просил доложить императору ее прошение и напомнить, что еще в 1873 году тому «благоугодно было, на предварительном со мною объяснении относительно детей г-жи Числовой, наименовать их фамилиею Николаевых»280. (Нота бене: в этой самой комиссии прошений служит, согласно редакции исходного автографа, оскорбленный двумя гвардейцами чиновник, вспомнить фамилию которого у нас будет отдельный повод чуть дальше.) По-своему расчетливо великий князь решил задействовать формальный – на общих основаниях – механизм принесения монарху, своему старшему брату, мольбы о личной милости. Узнай Толстой об этом деле, он оценил бы его щекотливость: шестью годами ранее его старший брат Сергей искал «правильного» подхода к тому же С. А. Долгорукому, чтобы добиться усыновления своих внебрачных детей от цыганки

277

В 1868 году Берс сообщал Толстому об интересе членов царской фамилии к одной из еще не опубликованных на тот момент частей «Войны и мира»: «Оттиски, которые ты мне давал, произвели на меня большой эффект, они ходили по всем великокняжеским кругам» (письмо от 6 ноября 1868 г.; цит. по коммент.: Юб. Т. 61. С. 204). Среди хранящихся в ОР ГМТ писем А. А. Берса Л. Н. и С. А. Толстым за 1870‐е годы не имеется таких, где пересказывались бы происшествия вроде включенного в АК, но это естественно: подобные анекдоты годились для устной беседы, а Берс не раз в первой половине – середине 1870‐х приезжал в Ясную Поляну (см., напр.: Юб. Т. 61. С. 264, 265 – письмо Кузминским от 29 октября 1871 г.; см. также примеч. на с. 182). Один из старших великих князей – не раз виденный Толстым, как отмечалось выше, в середине 1850‐х Михаил Николаевич, теперь наместник Кавказский, упоминается в недатированном письме Берса Толстому от конца 1872 – начала 1873 года, где Берс в связи со своим готовящимся переводом на Кавказ сообщал: «Великий князь Михаил Николаевич теперь тут [в Петербурге. – М. Д.], я к нему являлся и он замечательно ласково меня принял, как по-видимому он уже обо всем ранее знал и только учил меня как действовать, чтобы ускорить перевод, он замечательно приятный человек» (ОР ГМТ. Ф. 1. № 136/64‐11. Л. 1 об.–2; датируется по содержанию: в частности, вместе с письмом посылались «картинки» мундиров эпохи Петра I, нужные Толстому для работы над еще не оставленным историческим романом).

278

РГИА. Ф. 472. Оп. 16. В/о 247/1263. Д. 8. Л. 54–54 об., 56 (статья «Высокий избранник Царя-Освободителя» в составе рукописи «Россия накануне выполнения своего святого призвания», за подписью «К. Царьградский»; пометы цензоров Петербургского цензурного комитета и Министерства императорского двора, декабрь 1876 г.).

279

Позднейшей литературной аллюзией того же рода к фигуре великого князя из старшего поколения династии является эпизодический, но не безликий персонаж князь Иоанн / le prince Jean в незавершенном романе Б. М. Маркевича «Бездна», а именно в его первой части, действие которой приходится на 1877–1878 годы. Персонаж не именуется прямо великим князем, но его статус очевиден из оказываемых ему другими героями почестей, не говоря уже о французском обращении «Monseigneur», здесь эквивалентном русскому «Ваше Высочество» (Маркевич Б. М. Полн. собр. соч. Т. 8. СПб., 1885. С. 226, 264–269, 275–276, 293–294 [ч. 1, гл. 3, 6, 8]). Такие черты князя Иоанна, как галантное женолюбие, репутация прелюбодея, охочего до театральных певиц, приятельство с космополитически настроенным польским аристократом, могли отсылать сразу к двум братьям Александра II – Константину и Николаю Николаевичам (узренным глазами недоброжелателя). Маркевич писал и публиковал «Бездну» в «Русском вестнике» уже при Александре III, когда оба великих князя, крайне антипатичных новому правителю, их племяннику, лишились своих постов и влияния. (В этом отношении толстовские аллюзии середины 1870‐х годов были смелее.) Звезда Николая Николаевича закатилась после того, как он отреагировал на резко критические отзывы о его командовании армией в Русско-турецкую войну изданием во Франции неудачного заказного панегирика по своему адресу. Константин же Николаевич прослыл полонофилом и сторонником крайнего либерализма задолго до политического кризиса рубежа 1870–1880‐х годов. Вообще, романы Маркевича, при всей спорности их художественных достоинств, интересны детальными зарисовками светского общества и в особенности – бытописательским развитием, «продлением» некоторых из ситуаций и положений, которые эскизно намечены в АК. См. также: Майорова О. Е. Маркевич Болеслав Михайлович // Русские писатели. 1800–1917: Биографич. словарь. Т. 3. М.: Большая рос. энцикл.; ФИАНИТ, 1994. С. 519–521.

280

РГИА. Ф. 472. Оп. 39. В/о 223/2732. Д. 244. Л. 4–4 об., 3–3 об. (прошение Числовой и письмо вел. кн. Николая от 25 августа 1874 г.).