Снежная почта. Александр Житинский

к нему в приветствиях и криках,

      И лепестках цветов.

      Толпа редела.

      Потом с вдовой остался только мальчик.

      Он осторожно вышел из рядов,

      Ступил на землю, залитую кровью,

      И, подобрав с земли обломок шпаги,

      Взмахнул перед собой им, поражая

      Опасное чудовище. Тогда

      Нагнулась женщина и подняла с земли

      Нагретый пылью белый зуб акулы.

      1966

      Исикава Такубоку

      Я – Исикава Такубоку.

      Лежу под солнцем на боку.

      Молясь языческому богу,

      Слезы сдержать я не могу.

      Среди разбросанного хлама

      Лачуг и сосен, недвижим,

      Сияет вечный Фудзияма,

      И облака стоят над ним.

      Мой остров мал, как панцирь краба,

      И так же тверд, и так же сух,

      Но, словно стяг, пылает храбро

      Над ним несокрушимый дух.

      И европейские привычки

      Его не могут изменить.

      Не подобрать к замку отмычки

      И нашу волю не сломить.

      Я – Исикава Такубоку.

      Я вижу птицу и змею.

      Своей стране, надежде, Богу

      Я никогда не изменю.

      И пусть немилостив упрямо

      Ко мне годами дом родной,

      Я буду горд, как Фудзияма,

      Своею древнею страной.

      1966

      «Еще по мостикам горбатым…»

      Анне Ахматовой

      Еще по мостикам горбатым

      Пролетки черные скользят,

      И, снами тяжкими объятый,

      В туманах виснет Петроград.

      Еще гуляют на Фонтанке,

      Но свечи гаснут. Три, одна…

      Еще промчится на тачанке,

      Как пыль, привычная война.

      Еще несчастье не случилось,

      И счастье тоже не пришло.

      Кровь по ступеням не струилась,

      Вино рекою не текло.

      Но дни безумные листая

      При тусклом свете фонарей,

      Спешит Россия белой стаей

      К судьбе назначенной своей.

      1966

      «У Императорского сада…»

      У Императорского сада

      Стоит чугунная ограда,

      А я шагаю вдоль Невы,

      Не поднимая головы.

      Когда-то в этом полумраке

      На бал я поспешал во фраке,

      И газовые фонари

      Росли из неба до земли.

      Когда-то, пьяный от решеток,

      Испуганно и отрешенно

      Стрелял я в батюшку-царя,

      Как позже выяснилось, – зря.

      Теперь живу в двадцатом веке,

      И только вздрагивают веки,

      Когда шагаю вдоль Невы,

      Не поднимая головы.

      1966

      Полутени

      Играют полутени

      На пепельной стене,

      И кажется, что стены

      Качаются во сне.

      И где-то возникает

      Мелодия тайком

      И тайно проникает

      В мой опустевший дом.

      В кривых виолончелях

      Танцует