Воплоэны. Одно сердце для двоих. Андрей Буторин

начинает считать себя гением. Ставил бы известные пьесы, ту же проверенную годами классику, так ему, видите ли, сам Шекспир тесен. Недаром фамилия у режиссера Широков. Вот и теперь мы играли спектакль «Пронзенное сердце» по написанной лично им пьесе.

      Что мне в этом «Сердце» нравилось – декорации и костюмы. Время действия – век семнадцатый-восемнадцатый, поэтому на заднике красовалось золотисто-белое здание, похожее на дворец в Павловске – с него, наверное, и срисовывали; а на актерах – на нас, в смысле – бархатные плащи, фраки, сюртуки, мундиры из темно-зеленого сукна, брюки с лампасами, бриджи до колен, треугольные шляпы, ботфорты… Это на мужчинах. А на женщинах – шикарные платья с длинными откидными рукавами и шлейфами, в руках веера, на головах диадемы из шелка, расшитые золотыми и серебряными нитями, усыпанные блестяшками, призванными изображать бриллианты.

      Мою голову украшала лишь ниточка жемчуга, превосходно подчеркивающая красоту шелковистых черных волос, спадающих волнами ниже плеч на ворот светло-синего платья, разрез которого, идущий к низу от талии, открывал атласную юбку белого цвета. Украшало платье и золотое шитье, как без этого! Красавишна, в общем. Королевишна! Хотя играла все-таки не царевну-королевну, а княжну Анели́ – это Широков придумал, изначально ведь роль писал под меня. А раз уж я в миру Анна – вот тебе и для сцены имя созвучное.

      У меня вообще имя с фамилией почти классические – Анна Куренина. Или обкуриться, или под поезд кинуться. Но я не из таких. Меня трудности только сильнее делают, сказывается детдомовская закалка. Совсем крохой меня подбросили к дому малютки – в корзинке, прям как в книжках. Курениной же я стала не потому, что лежала в этой корзине с папиросой во рту, а по фамилии нянечки, которая меня нашла. Имя же я сама сказала. Ну, как сказала… В полгода, или сколько мне там было, особо не наговоришь, но как потом рассказывали, я так плакала, короткими придыханиями: «Ан… ан… ан… а-аан!»

      После дома малютки – детдом, где мои театральные задатки, кстати, отметили – лишь только какая проверка нагрянет, так меня сразу на сцену, гостей развлекать. И все оставались довольными. Не раз от этих проверяющих слышала: «Этой бы девочке в театральный, да только…» В общем, это «только» за каким-то лешим привело меня в технический колледж, после которого, правда, ни дня по специальности не отработала, потому что играла в студенческой кавээновской команде, и где-то как-то умудрилась попасть на глаза Широкову. Он сграбастал меня с клубной сцены чуть ли не во время выступления и перетащил на сцену театральную. Еще и на актерские курсы отправил. Спасибо ему, в общем. Говорю же, хороший дядька, хоть его и заносит. С другой стороны, не заносило бы – может, мы его и знать не знали, покорял бы столичные сцены. Все что ни делается – к лучшему, правильно говорят.

      И вот сказала я, задушевно и трепетно, что жить так больше не могу – а было это уже в конце второго акта, – и бросив взгляд в зрительный зал увидела стоявшего в проходе у самой двери мужчину. Ух ты, вот это был кадр! Невысокий и худощавый, в длинном черном плаще несмотря на теплый летний вечер, одним только взглядом заставил поверить, что на самом деле он высокий, могучий и вообще суперкрутой. Взгляд у дядьки был – что надо! Его бы к нам в труппу, играть злодеев и коварных любовников. Может, потому он там и торчит, что дожидается окончания спектакля, чтобы встретиться с Широковым? Кто его знает. Вот только смотрел он все время на меня. Пристально, неотрывно, не мигая. Меня это стало напрягать, даже один раз сбилась, вместо «пронзили взглядом, так пронзите шпагой», я сказала: «Пронзили взглядом, так придите шагом». И мужик этот сразу ушел, словно разочаровался во мне за ошибку. Или же понял ее буквально, но сделал наоборот.

      Непонятно как, но этот глазастый черт, который и впрямь пронзил взглядом почти реально, аж лопатка зачесалась, выбил меня из сценического состояния, и я с трудом доиграла спектакль. Доползла до гримерки, а там уже Сашуля сидит, дожидается. Александра, рыжее солнышко, моя лучшая подруга, и нас так часто привыкли видеть вместе, что ее пускают в служебную часть театра, считая за свою. Мы даже внешне похожи, особенно фигурами – среднего роста и телосложения, – так что если бы не разный цвет волос, то наверное, и путали бы.

      Только я зашла, она тут же вскочила и набросилась на меня, как львица на лань:

      – Ты видела?! Ты видела того Калиостро в черном?! Я думала, он тебя глазами съест!

      – Положим, до Калиостро ему далеко… – попыталась возразить я, но Сашуля не позволила.

      – А до кого близко?! – завопила она, широко распахнув красивые серо-голубые глаза. – Ты че, не просекла, что он за тобой приходил? Это ж бандюган, он на тебя глаз положил, решил своей шмарой сделать!

      – Ну ты и нахваталась словечек, – поморщилась я. – И по-моему, ты Калиостро с Корлеоне перепутала, не?

      – Ладно тебе придираться! Корлеоне, Аль Капоне – главное, бандюган.

      – Саш, сейчас не девяностые.

      – И что, организованная преступность побеждена?

      – Слушай, я устала, – опустилась я в кресло, – а ты, прости меня, несешь какую-то чушь.

      – Чушь?! – вскинулась подруга. – Вот подожди, постучат в твою дверь