Антология ярославской поэзии. Антология

смотрите в оба, а не то – в полицию!»

      Стал я извиняться, как в театре комики:

      «Рад бы я остаться в этом милом домике;

      Топят бесподобно, в ночниках есть фитили —

      Вообще удобно в даровой обители;

      В ней уже давненько многие спасаются… —

      Жаль, что там маленько клопики кусаются,

      Блохи эскадроном скачут, как военные…

      Люди в доме оном все живут почтенные.

      Главный бог их – Бахус… Вы не хмурьтесь тучею,

      Ибо вас с размаху-с я толкнул по случаю».

      И, смущён напевом и улыбкой жалкою,

      Гривну дал он, с гневом погрозивши палкою.

3

      Наконец я дома. Житие невзрачное:

      Тряпки да солома – ложе наше брачное.

      Там жена больная, чахлая и бледная,

      Мужа проклиная, просит смерти, бедная.

      Это уж не грёзы: снова скачут мальчики,

      Шепчут мне сквозь слёзы, отморозив пальчики:

      «Мы, папаша, пляшем, потому что голодно,

      А руками машем, потому что холодно.

      Отогрей каморку в стужу нестерпимую,

      Дай нам хлеба корку, пожалей родимую!

      Без тебя, папаша, братца нам четвёртого

      Родила мамаша – худенького, мёртвого»…

4

      Я припал устами жадно к телу птенчика.

      Не отпет попами, он лежал без венчика.

      Я заплакал горько… Что-то в сердце рухнуло…

      Жизнь птенца, как зорька, вспыхнувши, потухнула.

      А вот мы не можем умереть – и маемся.

      Корку хлеба гложем, в шуты нанимаемся.

      Жизнь – плохая шутка… Эх, тоска канальская!

      Пропивайся, ну-тка, гривна генеральская!

1866

      Песня о камаринском мужике

      Ах ты, милый друг, камаринский мужик,

      Ты зачем, скажи, по улице бежишь?

Народная песня

1

      Как на улице Варваринской

      Спит Касьян, мужик камаринский.

      Борода его всклокочена

      И «дешёвкою» подмочена;

      Свежей крови струйки алые

      Покрывают щёки впалые.

      Ах ты, милый друг, голубчик мой Касьян!

      Ты сегодня именинник, значит – пьян.

      Двадцать девять дней бывает в феврале,

      В день последний спят Касьяны на земле.

      В этот день для них зелёное вино

      Уж особенно пьяно, пьяно, пьяно.

      Февраля двадцать девятого

      Целый штоф вина проклятого

      Влил Касьян в утробу грешную,

      Позабыл жену сердечную

      И своих родимых деточек,

      Близнецов двух, малолеточек.

      Заломивши лихо шапку набекрень,

      Он отправился к куме своей в курень[29].

      Там кума его калачики пекла;

      Баба добрая, румяна и бела,

      Испекла ему калачик горячо

      И уважила… ещё, ещё, ещё.

2

      В это время за лучиною

      С бесконечною кручиною

      Дремлет-спит жена Касьянова,

      Вспоминая мужа пьяного:

      «Пресвятая Богородица!

      Где злодей мой хороводится?»

      Бабе снится, что в весёлом кабаке

      Пьяный

29

Курень – пекарня.