До февраля. Шамиль Идиатуллин

взорвался громким невнятным грохотом и умолк.

      Наташа застыла, смешно подхватывая пухловатым подбородком чуть не выскользнувшую трубку.

      – Мама, – сказала Наташа, сглотнула и крикнула: – Мама!

      Она с трудом перехватила телефон, уставилась на экран и нажала повтор вызова. Прижала трубку к уху, послушала короткие гудки, нажала повтор снова, отчаянно вздохнула и бросилась бежать изо всех сил.

      Каблуки подворачивались, узкая юбка трещала, но Наташа мчалась, дыша всё громче и не глядя ни вперед, ни под ноги, ни по сторонам. Глядела только на экранчик телефона, выставленного в отягощенной пакетом руке, и раз за разом нажимала кнопки с красной и зеленой трубками.

      Алла Михайловна ответить не могла. Телефон валялся на полу прихожей. Трубка, отлетевшая почти на всю длину витого шнура к полуоткрытой входной двери, ныла не коротко, а бесконечно. И так же бесконечно вторил ей почти неслышный, если отойти на шаг, женский стон.

      Руки в белых строительных перчатках прикрыли дверь, щелкнули замком и выдернули из телефона витой провод. Трубка приподнялась и снова брякнулась на пол. Гудение оборвалось, уступив звуку шагов и невнятному бормотанию. Стон перешел в сипение и быстрое шаркание по полу.

      Наташа мчалась, не разбирая дороги. Мелькали дома, машины ревели клаксонами и визжали тормозами, орали не успевшие увернуться прохожие. У пакетов быстро оборвались ручки, расселась, ахнув, бутылка вина, торт шмякнулся следом, яблоки и апельсины покатились, задорно подпрыгивая, за Наташей, но быстро отстали, чавкнув под колесами напоследок.

      Наташа стряхнула обрывки пакетов с рук, перехватила телефон, трясущейся рукой нашла номер и почти закричала сквозь судорожные вдохи, ускоряя бег почти до невозможности:

      – Андрей, срочно приезжай к маме! С этими, с группой! Ты говорил сразу звонить, я и звоню! Какой инфаркт! Напали, кажется! На маму! Не знаю, я по телефону с ней, потом в дверь позвонили, а потом оборвалось, и не отвечает! Только что! Я бегу сама! Скорей, да!

      Она захлопнула телефон, вбежала в пустой по-прежнему двор хрущевки и отдышалась, упершись ладонью в полукабинку таксофона. Великолепие полностью растерялось: макияж поехал, юбка порвалась, а каблуки качались, как последний молочный зуб.

      – Мама, – прошептала Наташа, уставившись на окно третьего этажа.

      В приоткрытой форточке лениво полоскалась занавеска.

      Почти без остановок Наташа промчалась до третьего этажа, несколько раз вдавила кнопку звонка и тут же, тяжело дыша, полезла за ключами.

      – Мама! – крикнула она, врываясь в горький запах квартиры. – Ты где?

      Наташа споткнулась о красный корпус телефона. Тот отлетел и грохнул о стену.

      Эхом хлопнуло окно в зале, а секундой позже донеслись еле слышный шум падения и сдавленный возглас. Наташа рванула к окну, запуталась в занавеске, прикрывающей распахнутую створку, наконец высунулась почти по пояс и увидела, что по газону уходит прочь, прихрамывая, парень в черном и с капюшоном.

      – Стой, гад! – рявкнула Наташа, едва удержав себя от прыжка с третьего этажа.

      Парень