Замешательство. Ричард Пауэрс

момент.

      В ту ночь было слишком облачно, чтобы любоваться звездами, но мы снова спали на улице, на наших деревенских подушках с их шествиями лосей и медведей. Через две минуты после того, как Робин выключил фонарик, я прошептал:

      – Завтра у тебя день рождения.

      Но он уже заснул. Я тихо прочитал молитву его матери за нас обоих, чтобы успокоить сына, если он проснется в ужасе от того, что забыл.

      Он разбудил меня глубокой ночью.

      – Как ты думаешь, сколько во Вселенной звезд?

      Я не рассердился. Пусть мне помешали спать, я все равно был рад, что Робин продолжает смотреть на звезды.

      – Перемножь количество песчинок и деревьев на Земле. Сто октиллионов.

      Я заставил его произнести слово «ноль» двадцать девять раз. На пятнадцатом его смех перешел в стон.

      – Окажись ты древним астрономом, использующим римские цифры, не смог бы записать это число. Даже за всю свою жизнь.

      – У скольких звезд есть планеты?

      А вот это число постоянно менялось.

      – Вероятно, у большинства имеется по крайней мере одна. У многих – несколько. Только в Млечном Пути может быть девять миллиардов планет, похожих на Землю, в обитаемых зонах соответствующих звезд. Добавь десятки других галактик в Местной группе…

      – Но тогда, папа…

      Робин был мальчиком, восприимчивым к утратам. Разумеется, Великое молчание Вселенной причиняло ему боль. Возмутительная безграничность пустоты заставила его задаться тем же вопросом, что пришел в голову Энрико Ферми во время знаменитого обеда в Лос-Аламосе три четверти века назад. Если Вселенная больше и старше, чем кто-либо способен вообразить, у нас явно имеется проблема.

      – Папа… если существует так много мест, где можно жить… почему нигде никого нет?

      Утром я притворился, что забыл, какой сегодня день. Сын, которому только что исполнилось девять, видел меня насквозь. Пока я готовил супер-пупер овсянку с полудюжиной добавок, Робин от возбуждения прыгал возле кухонного стола, как будто скакал на «кузнечике». Мы побили мировой рекорд по скорости поедания завтрака.

      – Давай откроем подарки.

      – Что откроем? А ты мастак делать грандиозные предположения…

      – Правильное слово – гипотеза.

      Робин знал, что получит на день рождения. Он выпрашивал эту штуку несколько месяцев кряду: цифровой микроскоп, который можно было подключать к моему планшету и рассматривать на экране увеличенную картинку. Сын провел все утро, изучая пену с поверхности пруда, клетки изнутри собственной щеки и нижнюю сторону кленового листа. Он бы с радостью потратил остаток отпуска на разглядывание образцов и наброски в своем альбоме.

      Опасаясь вывести его из равновесия, я достал торт, который купил тайком в магазинчике, построенном у подножия горы еще в пятидесятых годах. Робин сперва просиял, потом спохватился.

      – Папа… торт?

      Он направился прямиком к коробке, которую я не сумел спрятать, и изучил состав, качая головой.

      – Не веганский.

      – Робби,