.

бородкой полагал, что для Пешкова обучиться ремеслу пекаря – единственный выход из безысходности. Пока же он предоставил кров и дом «парню грубоватому, но умному, простому в обхождении и совершенно трезвому: непьющему и некурящему». В воспоминаниях Деренков рассказывает, как по ночам они с Алёшей подолгу говорили о Чернышевском, Добролюбове, Писареве, Шелгунове, о французской революции, о Мюнцере, о Ф. Лассале.

      «Народник» Деренков «обладал лучшей в Казани библиотекой запрещённых и редких книг», которой «дорожил более всего на свете». Все вырученные от торговли хлебом деньги он отдавал «на помощь людям, которые верят: “счастье народа прежде всего”»[2].

      В среде студентов-народников эрудированный и «имевший о себе мнение» Алексей не стал равным, а лишь «сыном народа», как они называли его между собой: он был для них как бы экспонатом, наглядным доказательством исповедуемой ими «веры в народ».

      Привыкший к надёжному тёплому крылу бабушки, Алёша чувствовал себя одиноким и беззащитным. Весь противостоящий ему мир в его буднично-тяжкой обстановке противоречил его давним ожиданиям. Добрый Деренков не мог заменить ему нежного женского участия и понимания.

      Когда он получил известие о смерти бабушки Акулины, «точно ледяным ветром охватило его».

      Интереса женщин своего круга он, некрасивый, простой и угловатый, не привлекал. Но уже явно ощущал порывы любви, те движения сердца, которые превращают жизнь из скучной прозы в пленительный роман, в поэму, а иногда и трагедию.

      Особенно угнетающе на него подействовала неудача в отношениях с сестрой милосердия Марьей Деренковой (возможно, сестрой Андрея Степановича; в публикациях последнего времени её фамилию можно встретить в различных вариантах). А ведь он вовсе не домогался её тела, а искал лишь духовной близости.

      Марья была «маленькая, пухлая, голубоглазая – и невиннее птицы зорянки». Она страдала каким-то нервным расстройством и была ранимым беззащитным существом.

      Но девушка предпочла Пешкову другого: идейного гуру и «спасителя» Алексея того времени, «железного революционера» Михаила Ромася, и стала его женой. Правда, счастья не получилось, и Марья развелась с ним, проведя оставшиеся годы жизни в глухом башкирском селе Макарове. Она нашла себя, по мере возможностей оказывая медицинскую помощь неграмотным, плохо говорящим по-русски местным жителям.

      Позже уже не Пешков, а Горький вспомнил о предмете своего юношеского увлечения и захотел узнать о её судьбе. Оказалось, она умерла в том же Макарове, прожив жизнь как «житие»[3].

      Неординарный вид Пешкова не столько интриговал, сколько отталкивал представительниц прекрасного пола. Позже, в автобиографическом рассказе он описал, каким был в то время его обычный наряд: «…синие шаровары городового, а вместо рубахи, я носил белую куртку повара; – это очень практичная вещь: она ловко играет роль пиджака и, застёгиваясь на крючки до горла, не

2

Уже известный писатель А. М. Горький написал письмо Р. И. Эйхе. Он просил его вмешаться в «дело» Деренкова. В письме Горького к Эйхе есть примечательные слова: «Если можно, вознаградите человека за хорошее, что он делал…»

3

В январе 1931 года из Сорренто, где тогда проживал Горький, пришло письмо в Стерлитамак. «Если Вы найдёте время сообщить мне о жизни и судьбе Марии Степановны Деренковой, – я буду сердечно благодарен Вам», – просил A. M. Горький врача стерлитамакского горздравотдела М. И. Мишенина. В ответном письме сообщалось, что Мария Степановна умерла в ноябре 1930 года.