Праздники. Роман Михайлов

их человек двадцать и нас сейчас закатают в пол, надо резко валить. Я не понял кто, и что, и за что. На меня смотрит ангел, а я на нее. Нам кишки выпустят прямо здесь! Кто? Их двадцать человек, все с битами, арматурой, а у нас ничего нет. У нас есть Витя. Витя уже сполз вниз по стенке и лежит в углу.

      Даже не понял как и когда. Что-то тяжелое и гулкое упало сверху, все погасло, музыка осталась, но далекая, как в мешке. В мешок поймали темноту и заставили ее звучать. Все вместе легли спать. Или сделали из клуба бассейн, засунули головы в гул и спрятались.

      Я смотрел, как по закрытому веку Тихона ползает муха, трет лапы, как почтальон, доставляющий ядовитую посылку, и чего-то ждет. Тишина звенела. Он вроде как спал, я сел рядом и зачем-то попросил: Тихон Сергеевич, мне интересно, как там, – на девятый день вернитесь во сне и всё расскажите. Как только проговорил это шепотом, дернулся. Зачем такое просить? А уже всё. Уже произнесено. Не стоило. Теперь явится, а может, и не во сне, а как оживший, постучит ночью в окно. Хотел знать, как там? Сейчас расскажу. Там как здесь, только тише, тишина не звенит, и не затхлое все, а свежее.

      Очнулся и не понял, куда перемещаемся. Вроде едем в город. Рядом злой Дима. Впереди Шпрот и Витя. Едем в клуб. А чего все недовольные такие? У Шпрота лицо перемятое и перемазанное бордовой краской, у Димы тоже. А что произошло? Мы не в город едем, а из города, не в клуб, а из клуба: уже сходили на дискотеку, хорошо, что все живы. Тачка затихла, не дымится, покачивается, как лодка. Голова ведет туда-сюда, изображение переворачивается, как будто кувыркаюсь. А где мы сейчас? Подъезжаем. Куда? К дому, куда же еще. А где дом, почему все шатается и гудит? Надо поймать руками какую-нибудь траву, в нее вцепиться и прижаться к земле, тогда точно не упадем – некуда будет падать.

      Мы легли рядом с сараем Вити, вдохнули ночную свежесть. Все вчетвером на спины, хватая руками колышущие звезды. Шпрот больше всех негодовал, объяснял, как мы завтра вернемся и что с ними сделаем. А мне было нормально. Обычное лето. Даже не понял, кто это был, да это и неважно. Мыслями оставался там, в бегающих разноцветных лучах, стоял и смотрел на девочку с ангельским лицом. Интересно, как такие, как она, осознают себя. Просыпается, подходит к зеркалу, смотрит, говорит: а все-таки у меня ангельское лицо и фигурка тоже классная, я нравлюсь мужчинам. Она идет куда-нибудь, ловит на себе взгляды, радуется своему существованию: хорошо, что я – это я. Шпрот перешел на рычание, вскочил, схватил полено и принялся размахивать над собой, как подбитый вертолет, объясняя, что он с кем сделает в городе. Дима его поддержал, ударил цепью по воздуху с воплем: «На, с-с-сука, тебя, урода, не учили, как с людьми разговаривать?»

      Вдавился гудящей головой чуть в землю, и получилось, что нахожусь под миром, в подземном царстве. Как же это трогательно… Ее нежное лицо нарисовалось на уходящем в никуда небе – в темной пахучей густоте. Она подмигнула мне и пошевелила губами. Типа да-да-да, я тоже на тебя смотрю. Дай угадаю, о чем ты сейчас думаешь. О том же, о чем и я. И у меня, и у тебя сейчас все кружится перед глазами, слышится та самая музыка,