Частная коллекция. Алексей Симонов

тера только потому, что неизвестно, где твой Лондон. И я несколько раз начинал практически с чистого листа. В результате вместо одной жизни получились как бы несколько, каждая – с заметным началом, со своим пиком, но кончилась ли хоть одна из них – не знаю, это первое.

      А второе – даже на девятом десятке не могу поручиться, что меня опять куда-нибудь не занесет. С тех пор я издал еще две книжки воспоминаний к семидесяти- и к восьмидесятилетиям, и в каждой было что-то для частной коллекции полезное. В книжке «Парень с Сивцева Вражка», изданной «Новой газетой» в 2009 году, и книжке «НЕ», вышедшей в издательстве «ОГИ» в 2019-м, – лучшее из напечатанного там я взял сюда.

      Я не хочу менять название «Частная коллекция», она была издана в 1999 году, к шестидесятилетию, и это не просто название, это еще и жанр. Не «биография», не «творческий путь» – строгие, обязывающие, нет, частная коллекция историй и портретов. Жанр для меня очень удобный: коллекционер никому не обязан отчетом и может вообще не отвечать на вопрос – почему? В конце концов это его дело, что выставлять, а что не выставлять на всеобщее обозрение, и бесполезно предъявлять к нему претензии.

      Скажу больше: с точки зрения избранного жанра, жизнь, она и есть коллекционирование будущих воспоминаний, а биография – всего лишь уникальное стечение обстоятельств, которое свело разных людей на пространстве одной частной жизни.

      Мои портреты и истории возникали в разные годы и по разным поводам, публиковались в основном в периодике или в сборниках воспоминаний, отсюда неизбежные повторы и залихватские зачины – ведь отдельная публикация старается привлечь к себе внимание с первых слов, что приводит к литературным излишествам и изыскам, книге противопоказанным. Но, сокращая и подрезая, можно было по инерции не просто стереть пыль, а кое-что перелицевать, дорисовать то, что подвергалось воздействию редакторской ретуши, цензуры или самоцензуры, и задним числом показаться более умным или более смелым. Чтобы осмыслить эту опасность и избежать ее, тоже требовалось время. Словом, жанр «Частной коллекции», изобретенный в поисках легкой жизни, оказался более трудоемким, чем представлялось поначалу.

      И все равно – жанр был счастливой находкой. Теперь можно просто проставить даты, чтобы сориентировать читателя, что и когда написано.

      Я буду при этой коллекции чем-то вроде экскурсовода, а значит, не должен игнорировать вопросы личного порядка, которые нескромный посетитель непременно задает экскурсоводу. Ну, вроде: «Вы еще скажите, девушка, вы сами-то замужем? А то из нашей группы интересуются…».

      Интересующимся отвечаю по возможности кратко.

      Грех жаловаться:

      – из 80 лет почти 65 проработал;

      – придумал, перевел, отредактировал, издал около 100 книг;

      – снял больше 20 фильмов;

      – был сыном хороших родителей и стал отцом двух неплохих сыновей;

      – женился неоднократно, но только на замечательных женщинах;

      – переболел всеми болезнями времени: комсомолом, диссидентством, революцией, демократией, кумироманией и кумирофобией и выжил без особо тяжких последствий для психики;

      – имел и имею друзей, счастлив, что почти всю жизнь это одни и те же люди;

      – приобрел врагов, но не унизил их и не дал им унизить себя;

      – ни в какие партии не вступал и к уголовной ответственности не привлекался;

      – почетных званий и государственных наград не имею;

      – сменил много профессий: лаборант-гляциолог, разнорабочий, повар, пекарь, рубщик леса, востоковед, толмач, переводчик, редактор, журналист, сценарист, режиссер, преподаватель, издатель;

      – с октября 1991 года возглавляю Фонд защиты гласности, и поскольку профессии правозащитник не существует, мне на этой работе приходится пользоваться всеми навыками, нажитыми ранее.

      Теперь о коллекции. Иногда спрашивают: легко ли рисовать эти картинки и портреты по памяти? Ответьте сами. Закройте глаза и без помощи рук попробуйте описать словами, как завязывают шнурки бантиком… Убедились, как костенеет, сопротивляясь, язык, какая это неподъемная задача, как вы замираете, подобно сороконожке, которую спросили, почему она шестнадцатую ногу ставит сразу после второй?

      Это что касается слов. А тут еще проблема памяти, которая у каждого наособицу: кто-то помнит даты, чужую речь, погоду, географию событий и расположение предметов, а кто-то, как я, в основном собственные ощущения от слов, предметов и событий. Недостатки памяти свойственны всем, но я в своих признаюсь заранее, чтобы предупредить, что это не они такие – герои этой книги – это я их такими помню или такими люблю; это не то, что было, это моя версия того, что было.

      И последнее: чего в этой коллекции нет из того, что следовало бы поместить. Иными словами, если бы ко мне обратился Маяковский и сказал: «Я в долгу перед Бродвейской лампионией, перед вами, Багдадские небеса. Перед Красной Армией. Перед вишнями Японии. А вы?»

      Мои долги скромнее – написать бы о том, как дружили мои бабушки. Одна – из рода князей Оболенских, другая – из черты оседлости. Да и замечательных