Чистилище. Охотник. Михаил Кликин

детей у вас не будет.

      – А может, будет, – возмутился Федька, пряча лапку в карман. Он мог бы выбросить её сейчас, и это означало бы, что он отверг ухаживание девушки. Заячью лапку юные красавицы дарили избранникам, чтобы заявить о симпатии. – Может, я еще лет восемь проживу. И Тая. Тогда Совет разрешит нам родить ребенка.

      – Да ты, я гляжу, всерьез на ней жениться удумал… – Вова посерьезнел, глаза его сделались колючими. Он был семьянин с опытом, у него скоро должен был появиться внук – а до внуков в общине доживали немногие. – Ты только не вздумай об этом Ивану Рыбникову заявить! Не хватало нам ваших разборок, да еще во время Большой Охоты… Понял меня? Запрещаю тебе про Таю говорить! Даже думать о ней забудь, пока домой не вернемся!

      Федька понурился. Спорить он не мог – Вова мог запросто выгнать его из отряда. Но и сдаваться не хотелось.

      – Ладно, – выдавил Федька, щупая в кармане теплую заячью лапку.

      – Громче! – велел Вова.

      – Ладно! Не буду!

      – Значит, договорились, – резюмировал Вова, продолжая пристально разглядывать Федьку. – И помни: я за тобой слежу!

      На деревенскую площадь они пришли вдвоем. После разговора Федька чувствовал себя скованным, присутствие Вовы тяготило его. А тот словно бы уже начал выполнять обещанное: постоянно держался рядом, косился на подопечного. Возможно, дело было не в Тае Зосимовой, а в том, что Федька впервые шел на Большую Охоту, и в группе он был новичком. Вова же считался в команде вторым по старшинству – первым числился Максим Шуманов, ему исполнилось двадцать четыре года, и он с двадцати лет был членом Совета; а известен Максим был тем, что с двенадцатилетнего возраста не пропустил ни одной Большой Охоты, и о повадках Ламии знал больше остальных.

      Когда в центре площади запылали костры, охотники оставили своих близких и сошлись, сформировав две команды. Одной предстояло отправиться на север, другой – на запад. Они и назывались соответственно – «северные» и «западные».

      Федька немного замешкался, не зная, какое место занять в строю. Зеваки сразу заметили его метания, захохотали.

      – Справа от меня вставай, – велел ему Вова, поймав за рукав летней малицы и затаскивая в неровный строй. – Так рядом со мной и держись…

      Жар от костров шел такой, что кожа на лице подпекалась. Федька терпел и, щурясь, разглядывал толпящихся вокруг земляков. В деревне сейчас жило без малого пять сотен человек, не считая младенцев, которые еще не умели ходить, – и почти все они сейчас собрались здесь.

      К украшенному резьбой тотемному столбу вышел Борис Юдин – светловолосый голубоглазый здоровяк, Глава Совета и Первый Учитель. Он был единственный, кто видел живым Николая Рыбникова. Борис помнил, как создавалась община, как строилась деревня, как писался Кодекс. Он встретил уже тридцать пятое лето, что казалось немыслимым. У Бориса было три жены, двенадцать детей и восемь внуков. Он должен был мутировать лет десять тому назад, но почему-то оставался человеком. Поговаривали, что это всё из-за того, что именно он варит Коктейль, дышит его парами, пробует на вкус.

      – Тихо! –