Морской дозор. Сергей Зверев

привычка распоряжаться людскими судьбами, холодная, уверенная властность.

      – У заброшенного рыбоконсервного завода… – он резко оборвал фразу. – И еще вот что: срочно организуй переброску аппаратуры на грузовик. Ты сам справишься с ней не хуже Чен Шеня. Все равно надобность в ее работе… – он растянул полные губы в какой-то мертвенной улыбке, – скоро… отпадет. А мне в «уазе» она не нужна. Мало ли на кого можно нарваться. Но! Организуй перегрузку так, чтобы глушение не прерывалось больше чем на минуту. За это время им не наладить связь.

      Ти Сен Цзин вновь почтительно склонился перед своим боссом.

      А уже через несколько минут тишину разорвал рев могучего двигателя «Урала» и фырчанье мотора «уазика». Машины развернулись – на этот раз кабинами в противоположные стороны – и разъехались.

      Таежный ветерок вновь быстро справился с выхлопной гарью, и все же казалось, что в лесном весеннем воздухе так и остался легкий, чуть заметный неприятный запашок чего-то…

      Запашок провокации!

      Глава 4

      «Ми-26» шел вдоль берега Байкала на небольшой высоте, не более пятидесяти метров. Подниматься выше не имело смысла, кроме того, тот самый баргузин, северо-восточный ветер, набирал силу, а одной из его особенностей является то, что в это время года на высотах от ста до тысячи метров он несет большие массы переувлажненного воздуха. Над Байкалом температура всегда немного ниже, чем над сушей, примыкающей к озеру, – вода, а тем более лед, припорошенный снежком, отражают практически все излучение солнца. Воздух над озером прогревается хуже, чем над его берегами. Влага, которую несет ветер, конденсируется, выпадает моросью, мокрым снегом или даже дождем.

      Вот и сейчас уже в ста метрах выше вертолета колыхалась мглисто-мутная туманная пелена; солнечные лучи не могли пробиться сквозь эту влажную завесу. Казалось, наступили очень ранние сумерки.

      Сергею, командиру экипажа, пилоту вертолета, такая метеообстановка решительно не нравилась. Поэтому он прижимался ближе к земле и уходил чуть в глубь побережья: лететь над Байкалом при усиливающемся весеннем баргузине было весьма опасно. Успокаивало то, что, по его подсчетам, до пункта прибытия оставалось не более двадцати минут полетного времени.

      Зато беспокоило другое: непонятные нелады со связью.

      Пожалуй, не столько даже беспокоило, сколько неприятно удивляло. Раздражало своей неправильностью. Радист летал в их экипаже давно, считался отличным специалистом своего дела, умел поддерживать нормальную связь даже при прохождении летних грозовых фронтов… А вот поди ж ты!

      Сейчас радист только тихо матерился сквозь зубы, пощелкивая тумблерами переключения диапазонов и перебрасывая штекеры из одного гнезда в другое.

      Связь оборвалась уже более десяти минут назад, как раз посредине очередного рапорта на контрольно-диспетчерский пункт, – они только начали передавать курсовую информацию… И вдруг – как отрезало! Все это время озадаченный, обозленный радист трудился в поте лица,