Жажда свободы. Этика, эстетика и эротика. Тинто Брасс

этаже в главной зале он писал свой «Рай» – монументальное полотно, впоследствии занявшее целую стену во Дворце дожей; выбор пал на это место, поскольку во всей Венеции не нашлось более просторного помещения. В этой же зале мой отец устраивал концерты классической музыки для высшего городского общества. У меня перед глазами как будто встают женщины в легких, как облако, одеяниях из атласа и пайеток, идущие под руку с мужьями… можно сказать, цитируя Горация, что «этот уголок мне давно по сердцу»[11].

      В 1920 году мой дед пошел на большие жертвы, но ему все же удалось выкупить это здание, еще сохранившее следы веков и тех функций, которые оно выполняло за прошедшие годы, а с ним вместе – внутренний дворик и сад. После нескольких этапов реставрации Италико поместил там свой основной кабинет и огромную коллекцию живописи – в ней насчитывалось множество картин XVI века, но еще больше работ художников XVII и XVIII веков, среди них – бесценные произведения со всего света. Полотна Тинторетто и Тициана – «Пьета», «Венера», «Портрет султана Сулеймана II» – занимали в ней особо почетное место.

      К основному зданию добавили несколько новых архитектурных элементов: круглую башенку в восточном стиле и галерею внутри большой залы. Дед также переделал внутренний двор, он превратил его в сад, разделенный на сектора клумбами строгой геометрической формы, и вместе с готическим портиком они обрамляли парапет колодца, что появился там еще во второй половине XV века. Покупкой здания также заинтересовался поэт Габриэле Д’Аннунцио, он хотел устроить в нем склад своих военных реликвий.

      Должен признать, что, вспоминая об этих залах, я ощущаю сильнейшую ностальгию. Мне кажется, будто я могу дотронуться до тех полотен: Тьеполо, Каналетто, Гварди, Лонги, Мансуэти… больше пятидесяти картин Маньяско и сотни – кисти моего деда. Таков был мой мир, сказочный мир: я понимал это, когда оказывался в чужих безликих домах, – я впитал в себя это искусство, оно принадлежало мне.

      Эти образы возбуждали меня с самого детства, я как будто постоянно пребывал в экстазе, именно поэтому со временем я стал уделять все больше внимания форме, и в моих фильмах куда больше образности, чем повествования. Благодаря деду мне посчастливилось не раз прогуляться по одному из самых впечатляющих собраний искусства в мире. Говоря так, я не пытаюсь преувеличить его масштаб или поразить читателя, это замечали и художественные критики – например, Никола Иванов, или Иванофф[12], – он посетил галерею примерно в годы моего детства.

      Многие картины были утеряны во время войны, основная их часть выставляется в музеях и именитых частных собраниях; те же, что считаются семейным имуществом, стали предметом долгой судебной тяжбы. После смерти моей матери, когда наступил момент раздела наследства, обнаружилось целых пять завещаний. Это не сюжет для фильма, тем более не для такого, что мог бы прийтись мне по душе. Однако здесь можно найти

11

Гораций. Оды. II, 6 (пер. с лат. Г. Ф. Церетели).

12

Историк искусства русского происхождения; он родился в Санкт- Петербурге, в 1920 году переехал из Киева в Хорватию, затем учился в Париже, позже переехал в Венецию, женился и в 1941-м получил итальянское гражданство под именем Никола Иванофф; этим именем его обозначает Брасс в оригинале.