После пожара. Уилл Хилл

том спасибо.

      – Мунбим, как ты себя сегодня чувствуешь? – интересуется доктор Эрнандес.

      Я ерзаю на диване и пожимаю плечами.

      – Ты хорошо спала?

      Мотаю головой.

      – Ты…

      – Вы смотрели? – перебиваю я. – Ну то есть вчера, когда нас собрали вместе.

      Он кивает.

      – На сеансах КСВ всегда ведется наблюдение.

      – Значит, так все и должно было происходить? По-вашему, это нормально?

      – В этом виде терапии нет каких-то определенных правил, – поясняет доктор Эрнандес. – Это процесс естественного общения, его выстраивают сами участники.

      – Но КСВ должно помогать, разве нет?

      – Цель именно такова. Мунбим, могу я узнать, что тебя беспокоит? То, что сказал Люк?

      Что же еще.

      – Боюсь, я не очень представляю, в чем польза таких высказываний.

      – Понимаю тебя, – говорит доктор. – Вполне понимаю. Видишь ли, психологическая реабилитация Люка проходит не так, как у тебя, Мунбим, и не так, как у Хани, Рейнбоу и всех прочих. Люди по-разному справляются с травмой.

      – И вы не считаете, что разрешать ему вести эти речи опасно?

      Доктор Эрнандес откидывается на стуле.

      – Ты действительно полагаешь, что слова Люка несут опасность, или же тебе тяжело их слышать потому, что ты в это не веришь?

      Я смотрю на него, а в голове ревет отец Джон: «ЛИШЬ ЕРЕТИЧКА МОГЛА НЕ ТО ЧТО ПОПАСТЬСЯ, А ДАЖЕ ПРИБЛИЗИТЬСЯ К СТОЛЬ ОЧЕВИДНОЙ ЛОВУШКЕ, ЛИШЬ БЕЗМОЗГЛАЯ, НИКЧЕМНАЯ ПРИТВОРЩИЦА!»

      – Если бы я увидел в действиях Люка угрозу, – наконец произносит доктор Эрнандес, – то прервал бы сеанс. Я обещал тебе безопасность, и это наш главный приоритет. КСВ часто включает в себя бурные споры, даже разногласия и ссоры, из-за чего обстановка порой накаляется, однако весь процесс от начала до конца находится под наблюдением и контролем. Тебе не стоит волноваться.

      – Хорошо. – Я ни на секунду не верю ему, но какой смысл сообщать об этом? Остается надеяться, что я ошибаюсь, а он прав.

      – Хочешь еще поговорить о КСВ? Это совершенно нормальное желание.

      Качаю головой.

      – Ладно, – кивает он. – Отлично. Тогда…

      – У вас есть дети? – перебиваю я. Вопрос возник у меня вчера ночью, перед сном, и спросить нужно прямо сейчас, чтобы не забыть о нем, когда мы сменим тему.

      Доктор Эрнандес хмурит лоб.

      – Почему тебя это интересует?

      – Вы сказали, что ваша работа – помогать детям. Просто хочу знать, есть ли у вас свои, – объясняю я.

      – Справедливо, – заключает он. – Вполне логичный вопрос. Нет, у меня нет детей. Для тебя это имеет значение?

      Ответ меня слегка разочаровывает: я-то думала, ему придется не по нраву, что я расспрашиваю его о личном, а не наоборот, но, кажется, доктора Эрнандеса это ничуть не задело.

      – Мунбим?

      Он задал вопрос, шепчет внутренний голос. Для тебя это имеет значение? Скажи правду.

      – Да нет, – отвечаю я. Ничего особенного, просто мысли