В последний раз. Гильермо Мартинес

взывать о возмездии.

      Главный редактор потребовал, чтобы ему достали номер телефона Мертона и соединили его с Аргентиной. Ответив на прозвучавший ранним утром звонок, Мертон постиг неожиданные сногсшибательные варианты площадной брани, бытующей в Испании. На него изливались потоком речения, происходившие из разных регионов, принадлежавшие к разным лексическим пластам, полные немыслимых сексуальных аллегорий, хотя время от времени, словно припев, редактор, переходя на визг, повторял одну и ту же сокрушительную фразу: «Как ты думаешь, паршивый придурок, для чего мы тебе дали премию?» В конце Мертону пригрозили, среди гневного клекота, что впредь он не только не будет сотрудничать ни с одной испанской газетой, но и, насколько хватит влияния редактора, ни в одном из изданий Латинской Америки не получит работы.

      За бурей в стакане воды, каковой явилась сама по себе колонка, последовало известие об увольнении Мертона. Соперничающие издания оплакивали его уход крупными крокодиловыми слезами, однако ни одно из них не приютило изгнанника на своих страницах. Имя Мертона вознеслось и воссияло над Испанией, но его доблестная честность оказалась отлита из металла, блеск которого резал глаза, и все предпочли держаться от него подальше.

      Когда буря улеглась, к Мертону еще продолжали поступать многочисленные поздравления и восторженные письма читателей, однако никто не предлагал работу. Финальная угроза могущественного испанского редактора не была пустышкой: аргентинская газета, где он изначально публиковался, с сожалением отказалась от его услуг, а другие издания, в двери которых он стучался, похоже, сошлись на том, что им не стоит равняться на эталон образцового Мертона.

      Мы не знаем, насколько тяжело он это пережил, ведь никто с ним толком не познакомился; Мертон пронесся по небосводу Аргентины и Испании словно блуждающая недостижимая комета. Кто-то сообщил, что он снова стал давать уроки в теннисных клубах. Поговаривали также, что его утешали по меньшей мере две писательницы. Увидев фотографию Мертона рядом с прославленной красавицей Морганой, обе ощутили неодолимую потребность отыскать его в пресловутых клубах, чтобы потренировать резаный удар. В этом нет ничего удивительного. Достаточно, чтобы красивая женщина пальцем прикоснулась к мужчине – а только это и проделала Моргана на фотографии, – как этот палец превращается в волшебную палочку, и многие другие дамы находят кавалера привлекательным. Еще утверждали через какое-то время, что Мертон самостоятельно изучает аналитическую философию и собирается написать книгу о критическом методе, который применял в своих рецензиях. В общем, имя Мертона постепенно меркло и всплывало лишь иногда, в качестве предупреждения зарвавшимся критикам: «Лучше бы ты сбавил тон, не то закончишь карьеру так же, как Мертон».

      Наша история начинается два года спустя, но такое введение показалось нам необходимым, чтобы объяснить, почему на Мертоне были теннисные туфли, покрытые