Был таков. Алексей Гамзов

потому.

      Пригублю-ка зелена вина я.

      Порция бурды – как жизнь, двойная.

      Повод для высасыванья пальца:

      мол, не так ли ты меня, страдальца,

      мой Господь, вытягиватель жил,

      пригубил – как будто приглушил?

      Будет срок, объявят траур в доме,

      втиснут в ящик, дырку в чернозёме

      на два метра в глубину смотыжат,

      подведут кредит и дебет – ты же

      так и будешь рассекать озон

      шизым облаком, как пел Кобзон.

      Где мои морально-волевые?

      Жернова, висящие на вые.

      В черепной коробке – мысль тверёза,

      как заноза, та, насчёт навоза,

      та, что светит превратиться в г…

      вашему покорному слуге.

      Горний друг! раз никуда не деться

      просто помоги согреться сердцу.

      И еще – снесу ли? – попросил бы

      чтоб не зряшно, чтобы не вполсилы,

      на колени встал бы, как дурак,

      чтоб – сполна мне. Раз потом – никак.

      ***

      Про зверей из тех, что

      не еда

      мне хватает текста

      едва.

      Ходом черных через

      черный ход

      зверь имеет дерзость —

      идет.

      Кони ходят рысью,

      рысь – конем:

      этакою близью

      рискнем.

      Как орлом пятак не

      пал на пол,

      пятаком не звякнет

      орел.

      Вот он, страх лесной и

      полевой,

      вот он, поклик совий

      и вой.

      Кандидат на мясо,

      на бобах,

      дожидаюсь часа

      впотьмах:

      за квасной, скоромный

      альфабет

      переломит кто мне

      хребет?

      И не ты ли, Боже,

      с полстроки

      всадишь мне под кожу

      клыки?

      ***

      Я не бросал своих женщин,

      я просто сходил на нет,

      выскальзывал из тенет —

      ниже, медленней, меньше —

      приспосабливал старые клешни

      для иных кастаньет.

      Я не чурался отчизны,

      я просто не верил ей,

      выскальзывал из теней

      очередной харизмы,

      самодостаток жизни

      чаял главней.

      Я не был искателем правды,

      я просто искренне лгал,

      предпочитал карнавал,

      прелести клоунады,

      я сроду не знал, как надо —

      я только слагал.

      Высоких чувств не любил я,

      я просто к ним не привык,

      предпочитал плавник

      отращивать, а не крылья,

      от песенного бессилья

      срывался на крик,

      но в нем-то и было пенье.

      А нынче – разлад и тишь.

      На грани срыванья крыш,

      на самом краю терпенья

      скажи, что делать теперь мне?

      что ты молчишь?

      ***

      Ты кончишь работу и кончишься сам,

      но это не повод для скорби;

      все то, что ты здесь проповедовал псам —

      метафора