Богоубийцы. Федора Яшина

скептически ухмыльнулся.

      – Успокойся и никому не говори.

      – А ты-то, Саня, как смог это снять?

      Оказалось, что еще в первые часы, как приехали эти садисты, Сашка, проходя мимо их домика, услышал какие-то странные звуки, похожие на всхлипывания, доносящиеся из-за двери. Он постучал туда. Ему открыли, но внутрь не пустили. На его вопрос «У вас всё нормально?» ответили, что всё у них нормально.

      – Что, вообще, может быть ненормального? – вполне откровенно удивился открывший. Но лицо его Сашке не понравились. Говорил он с сильным акцентом. Более того, спустя минут пятнадцать ему позвонил отец и убедительно попросил не приставать к гостям и вообще не ходить мимо их дверей, а пользоваться другой дорогой. Это уже было чересчур. Сашка тут же, выждав момент поудобнее, взял свою новую камеру и решил опробовать дистанционное управление. Он отправился в сарай, что стоял напротив гостевого домика, проковырял там где-то дырку, укрепил камеру, как-то там подключил к мобильнику и настроил связь так, что всё это можно было видеть на компьютере. Сначала ничего интересного не происходило – шторы всё время были занавешены, но разок их всё же открыли, и Сашка шанса не упустил.

      Я принялась уверять, что об этом нужно немедленно рассказать отцу. Он наверняка ничего об этом не знает. Нужно, чтобы он прекратил это без промедления. Или вообще вызвать полицию.

      Сашка посмеялся надо мной и напомнил, что я обещала держать язык за зубами.

      – И не переживай, дорогая сестрица, об этом. Я сам сделаю так, что всё это прекратится в самое ближайшее время. Ты, главное, языком не болтай.

      – Это хоть всё и очень гадко, но я же тебе слово дала. Хотя теперь и жалею, что связала себе этим руки.

      – Лорочка, я просто не всё тебе показал. Но ты поверь мне, если начать об этом болтать или в полицию сразу звонить, то нас, скорее всего, убьют. И отца, может быть, тоже. Всех, кто есть на этой сраной вилле. Если бы ты не связала себя честным словом, я бы тебе и не сказал.

      Я сказала, что мне как раз всё равно, что кто-то узнает. Но Сашка настаивал, а я слово дала. Так уж между нами – мной, Сашкой и Машкой – с раннего детства повелось, что если друг другу клятву дали, то всё – нужно делать, хоть кровь из носу. И ни разу никто не нарушал данной клятвы. Поэтому и брались и давались такие клятвы очень редко. И когда речь заходила про клятвы, то это всегда значило, что дело серьезное, а не абы как. Поэтому-то я так сильно переживала, думала, как мне быть. Уж очень, мне казалось, проблема была серьезна, и молчать было никак невозможно, даже несмотря на данную клятву, которая теперь буквально жгла меня изнутри. И я решила, что сейчас не игра. Решила дождаться отца и всё ему рассказать. Или даже не ждать, а позвонить и рассказать.

      Я вышла от Сашки и, не в силах удержаться, направилась к этому чудовищному дому. Трудно сказать, зачем я туда шла. Просто мне нужно было что-то сделать, как-то отреагировать на увиденное. Уж очень тот взгляд старухи на меня подействовал. Будто открыл что-то во мне, дверцу какую-то. Я чувствовала, что должна что-то сделать.