На переломе эпох. Том 1. Владимир Земша

сапоги, сердце выпрыгивает куда-то, словно спешит за сорок пять секунд[48] встать в строй вперёд тела, во избежание наказания.

      – Строиться на зарядку форма одежды голый торс! – холодный воздух покрывал гусиной кожей тела. Сквозь туман, мглу и морось пробивались лучи фонарей.

      – Бегом-м-м… – м-м-марш! – огромные роты, ритмично стуча сапогами, исчезали в темноте близлежащего леса… Бесконечный топот сапог, паром дышащие лёгкие, скользкий снег на погружённой во мрак дороге. Лес, замёрзшие хрустящие лужи под сапогами, бугры, спотыкания, шум падений, ледяной звон, ругань, крики, немое молчание. Остановка, перестроение, противная команда «упор лёжа принять», тающий под ещё тёплыми ладонями снег, мокрый озноб, чужие сапоги перед носом, команды. Мокрые ледяные холодные руки, снова скользкая бугристая от траков БМП звенящая обледенелая дорога…

      – Стоп! Садись! – треск штанов в голенях, волокущиеся сапоги, ноющие икры, голени, руки, цепляющиеся за снег, – и снова хруст и треск льда, снега, мелькание сапог… И снова – стоп!

      – Вспышка слева! – неожиданно заорал старшина.

      Рота кинулась врассыпную, попадала на землю.

      Мягкий под грудью снег, забивающийся в рукава, покрасневшие, опухшие от мороза руки, ползущие по снегу тела… Снова скользкая бугристая дорога, стук сапог….

      – Ро-о-та-а стой! Первая, третья, пятая и так далее шеренги!.. Сади-ись!..

      Далее, стоящие шеренги садились на плечи сидящим, и рота, укоротившаяся в 2 раза в длину, огромными силуэтами великанов, проступающих сквозь рассветную мглу, двинулась вглубь леса. Главное было не оступиться, ведь в темноте приходилось двигаться почти наощупь.

      Бегали в темноте, по лесу, грязи, лужам, льду. Оббегать грязь и лужи, нарушая равнение строго категорически запрещалось. Сержанты гнали пинками отстающих, наказывали из-за одного целую учебную группу.

      Как-то зябким сибирским утром, уже почти в конце зарядки, рота, дыша паром, не выполнила команду старшины: «бегом марш», а побрела шагом. Тут же последовала новая команда.

      – Рота-а-а-а-а! бего-о-о-о-ом-м … м-марш!

      Рота по-прежнему брела шагом. Лицо старшины побагровело, зам ком взводá и командиры отделений, окрысившись, пытались заставить бежать своих подчинённых, но рота по-прежнему шла шагом.

      Старшина не дрогнувшим голосом снова подал команду.

      – Рота-а-а-а-а-а! Стой!

      Рота послушно замерла.

      – Первая шеренга! Выйти из строя! – первая шеренга покорно отошла в сторону.

      – Рота-а-а-а-а! Бего-о-ом-м м-марш! – но рота снова двинулась угрюмо шагом, выражая внутренний молчаливый мятежный восторг коллективного единодушия.

      – Рота-а-а-а! Стой! – продолжал невозмутимо старшина. Его голос только на миг обнажил волнение. – Вторая шеренга! В сторону! – ещё четыре курсанта отделились от колонны.

      Теперь Тимофеев оказался среди очередных направляющих – теперь уже в шеренге, ставшей первой.

      Снова последовала команда: «Рота-а-а-а! Бегом-м-м м-м-марш!»

      Тимофеев

48

Кто-то даже принялся оспаривать легитимность такого скоростного подъёма. И уже к концу второго курса этот норматив был официально увеличен до одной минуты, к величайшей радости курсантов! При том, что для отбоя так и оставалось сорок пять секунд.