Одиночка: Одиночка. Горные тропы. Школа пластунов. Ерофей Трофимов

а потом они медленно сжались в кулаки. Несколько раз сжав их, Матвей приказал себе согнуть руки в локтях и ощутил, как конечности, скрипя в суставах, рывками, словно у испорченного робота, начали сгибаться. От напряжения в глазах потемнело и забухало в ушах. Отдышавшись, Матвей решил проверить ноги. Пусть там только обрубки, но даже их еще можно хоть как-то использовать. Особенно находясь дома.

      Но, к его недоумению, колоть начало сначала пальцы, а потом и все ноги сразу. Недоуменно опустив глаза туда, где они по его ощущениям должны быть, Матвей вдруг понял, что ноги имеются. Какие-то странные, тонкие, но целые. И даже кое-как шевелятся, подчиняясь его приказу.

      – Выходит, это правда? – прохрипел в голос Матвей, икнув от удивления.

      – Тихо! Без паники! – мысленно осадил он себя. – Теперь становится понятно, почему бабка меня чужим именем назвала. Получается, что я действительно оказался в чужом теле. И это тело ее внука. Логично. Но блин, бред же собачий! – мысленно завопил он, едва не скатываясь в истерику. – Так не бывает! Не бы-ва-ет! – по слогам повторил он, судорожно сжимая слабые кулаки, чтобы не заорать на весь дом. – Так, спокойно, Матвей. Спокойно. Всякое бывает. Проснешься в луже, и пить охота. Главное, держи себя в руках. Ну чужое тело, делов-то? Люди вон миллиарды воруют, а тут всего лишь тело. Да и не крал ты его. Сам бы хотел понимать, как до жизни такой докатился.

      Кое-как успокоив себя таким образом, Матвей открыл глаза и, осторожно оглядевшись, снова затих, все еще не веря тому, что видит вокруг.

      – М-да, не похоже это на бред. Совсем. Слишком уж все реально. Даже одеяло это лоскутное. Такие если где еще и остались, так только в деревнях глухих. А бабка сказала, что мы в станице. Интересно, это глухая деревня или уже нет? Блин, что-то меня не туда понесло. Да мать твою, соберись, тряпка! – отвесил он себе мысленного пинка. – Что еще заметил? Говорит бабка странно. Так даже в деревнях уже не разговаривают. Да еще и набожная она. Может, скит какой староверский? Так они вроде посторонних особо не жалуют. В доме уж точно не положат. Если только в сарае или в бане. Да и ту потом отмывать да отмаливать будут месяц. Итак. Что мы имеем с гуся? – задал он себе вопрос, возвращаясь ко всему увиденному и услышанному.

      «Хватит паниковать. Теперь только то, что реально. У бабки вся одежда из естественных тканей. Никакой синтетики. Поила она меня из глиняной кружки. Вокруг тоже все естественное. Даже стены известью побелены. Называет чужим именем, но твердит, что я ее внук, который собирался помирать от тифа. Да и, похоже, я теперь сирота. Бабка сказала, что у меня вся семья погибла. Точнее, у этого тела. Или это теперь мое тело? Блин, опять не туда. Что еще? Меня уже отпеть успели, но я выжил. Как? А хрен его маму знает. Нет, ну не верю я, что оказался в чужом теле, – снова завелся Матвей. – Поверю, когда своими глазами увижу», – успел подумать он, неожиданно для себя действительно засыпая.

* * *

      Следующие трое суток Матвей только и делал, что спал и ел. Точнее, пил. Бабка Степанида сварила роскошный куриный бульон, которым его и потчевала