О чем шелестит девочка на море. Сергей Лысенко

говорю я военным. – Она сама меня похитила!

      – Это не он… Идиоты! Это не наш самбист.

      Старший уходит. Сразу же гаснет свет.

      Пронесло. Мы обнимаемся на радостях. За нами наблюдает лишь ночь – в темном кителе, украшенном звездами.

      Утром начинается новый день. Земля кланяется солнцу, всё ниже и ниже, пока не оказывается под ним. Всем хорошо и тепло, даже вода нагревается. Из коробок домов высыпаются люди, задираются к волнам, задирают головы к небу, с которого льется жемчужный свет.

      – Ты куда собрался? – спрашивает девочка.

      Я подсовываю вместо себя Олёшу и бегу купаться с Гекльберри и Алексейчуком.

      – Если ты утонешь, – кричит девочка, – я стану вдовой. А я не хочу быть вдовой…

      Сегодня на пляже «Курортный» в результате неосторожного поведения на воде погиб тридцатилетний мальчик. Водолазы вытащили его слишком поздно для медиков. Личность утопленника устанавливается, родители разыскиваются…

      Нет, мама, это не Алексейчук…

      – Надо было слушаться маму, – говорит Алексейчук. – Не лезть к этой девочке, не провоцировать её. А теперь она женит нас на себе и заставит делать детей.

      – Помолчи, – говорит Гекльберри.

      Снова этот шепот. Девочка-ведьма. Колдует на полную масть.

      В Черном море белый парусник, на его мачтах двенадцать канатов, на тех канатах ангелы. Они поют, воспевают и молодых благословляют. Созрело для любви сердце мое. Пленен мой суженый. Пускай же гарбий принесет нам счастье и удачу, а все невзгоды лежат в пучине морской – за тремя замками булатными, тремя заклятиями Господними, тремя печатями Соломоновыми. Слово мое крепко как камень, светло как солнце, неудержимо как волна. Аминь! Аминь! Аминь!

      Море выбрасывает нас на берег. Мы прикатываемся к ногам девочки… Похитители и пленники, заложники и захватчики. Сегодня ты жертва, завтра – агрессор. Патти Хёрст? Не, не слышал. Одни хотят убить, другие хотят любить. Если не полюбим, она убьет нас?

      Если я не стану супругой ему, то не подобает мне лечить его.

      – Я оставлю один струп, – шепчет девочка, – для подстраховки.

      Что такое? Крымский синдром? Третий день в плену у гор, четвертый день – у моря. Какая ещё свобода? Тут свобода равна неволе. Вся природа на стороне девочки, а значит, и на моей стороне. Понятно, что я подчиняюсь. Я слушаюсь девочку, как маму… Как самого себя. Мне хорошо с ней, меня всё устраивает.

      – Подурачились, и хватит, – говорят мне друзья.

      Алексейчук и Гекльберри ловко связывают меня. Олёша скулит в сторонке.

      Искатели и свидетели.

      – Что вы делаете?

      Я так удивлен, что даже не сопротивляюсь.

      – А ты разве не понял?

      – Вы охотники за головами? – спрашиваю я.

      Они кивают головами.

      – Мы доставим тебя назад и получим вознаграждение…

      Игрушки…

      Шоколадки…

      Таблетки…

      – Девочка будет против, – говорю я. – Она вам отомстит.

      – Поживем – увидим, –