Леротикь. Владимир Романовский

оставит.

      – Ты шутишь, – сказала Хелен машинально.

      Некоторая степень растерянности проявилась в ее чертах, они стали почти человеческими.

      – Мне очень жаль, – сказал Музыкант. – У меня доход небольшой, а рассчитывать на то, что мой отец будет содержать … нас всех … не приходится. – Он помолчал, а затем добавил с комической торжественностью, – Нужно будет многим пожертвовать.

      – Не может быть, – пробормотала она, не глядя на него.

      – И тем не менее это так, – заверил он ее, сохраняя серьезное выражение лица. – Не переживай. Я сниму однокомнатную конуру в Уильямсбурге, это за речкой, в Бруклине. Там живут люди, которые тебе всегда нравились – художники, поэты, беззаботная богемная толпа. Наконец-то у тебя появится возможность влюбиться в голодающего художника или страждущего поэта. Будешь вязать свитера и продавать цветы, чтобы свести концы с концами, а вечерами будешь делиться романтическими мечтаниями с предметом своей любви, за скудным ужином, состоящим из натурального салата и сухарей. А когда он умрет от чрезмерной дозы наркотиков, твой портрет, им нарисованный, заметит представитель Галереи Тейта. После чего все остальные его картины будут раскуплены за огромные деньги лучшими музеями мира.

      – Помолчи, – сказала она. – Помолчи.

      Молчали они целых две минуты – он, глубоко затягиваясь сигаретным дымом и следя за выражением ее лица, она – напряженно пытаясь упорядочить мысли.

      – Твой доход … – сказала она. – Твой … доход как исполнителя … он…

      – Ты хочешь спросить, не станет ли он в скором времени достаточным, чтобы мы втроем могли сохранить сегодняшний уровень жизни. Вряд ли.

      – Ужасно, – сказала она убежденно. – Дай мне сигарету.

      Он соскользнул со стула.

      – Мне пора. До свидания.

      Придя домой, он некоторое время пытался себя занять. Попробовал читать, но не мог прочесть больше страницы. Порассматривал партитуру какой-то сонаты Шопена. Ничего не выходило – внимание не фокусировалось ни на чем.

      Музыкант открыл ящик стола. Пистолет призывно заблестел.

      А что потом? Сможет ли он по-прежнему быть … музыкантом? Выступать перед аудиторией? Сможет ли он ее любить так, как любит сейчас? Может ли убийца быть художником, умеет ли преступник любить? Будет ли она любить его, если он перестанет быть художником?

      А ведь они это уже обсуждали. Она не поддержала его, но и не сильно протестовала. Она только, вроде бы, упомянула о реакции детей. Что-то такое сказала…

      Музыкант вставил обойму, положил пистолет в карман, и спустился в холл. Дворецкий его отца, психологический близнец дворецкого дома Уолшей, спросил, не может ли чем-нибудь помочь.

      – Мне – нет, – ответил Музыкант.

      III

      Грянули два выстрела подряд.

      Тело нашли только утром. Семейный доктор заполнил все нужные бумаги. Инсульт.

      Семейный адвокат нанес краткий, деловой визит.

      Некролог. Не обо всяком убийстве следует писать в газете.

      Инспектор