Второй шанс. Роберт Юрьевич Сперанский

ктуальной издательской системе Ridero

      – После второго прилета перебежками вперед! – выплюнув землю изо рта, которой нас присыпало после разрыва артиллерийского снаряда, проорал сержант и перекатился в сторону от меня по склону небольшого холмика, за который мы залегли после того, как нас обнаружил дрон противника.

      Эту летающую дрянь в условиях боя заметить не реально. Когда стороны периодически поливают друг друга железом различного калибра задирать голову кверху для обнаружения летающей нечисти нет никакой возможности. А беспилотный разведчик в отличие от своих боевых собратьев штука очень легкая, бесшумная и к тому же визуально почти не видимая, так как окраской мимикрирует под серые тона осеннего неба. И задача его в отличие от ударных летательных машин не навестись на цель, а просто ее обнаружить и мгновенно передать ее данные координатами в системе GPS артиллерийским системам, находящимся в нескольких километрах. А уж они буквально через долю минуты выплевывают в сторону цели снарядные болванки калибра 122, а то и все 152 миллиметра. Вот и нашей группе не повезло. Мы попали в поле зрения воздушного соглядатая буквально через минуту после того, как вышли из лесопосадки в сторону этого чертова поселка с труднопроизносимым названием. Занять его было очень важно по мнению нашего командования, которое с упорством, достойным лучшего применения, раз за разом посылало для его атаки штурмовые группы.

      Сержант, мгновением раньше отдавший мне приказ, по меркам сегодняшнего военного конфликта был уже опытный вояка. Но чем он руководствовался, говоря, что нужно ждать очередного «прилета» снарядной смерти, осталось для меня неясным. Может быть, конечно, он знал, что после разрывов будет какой-то временной интервал, связанный или с перезарядкой системы ведения артогня или фиксацией результатов залпа тем же разведчиком. Не знаю. Но ждать очередных разрывов рядом с собой за этим ненадежным естественным укрытием было больше моих скромных человеческих сил. Несмотря на свой небольшой прошлый опыт армейской срочной службы, я никак не мог привыкнуть к реальной возможности погибнуть в любой момент боя этой современной войны. Чуть раньше я, бежавший вслед за сержантом, еще до того как плюхнулся за этот мерзлый холмик по приказному жесту его руки, заприметил небольшую ложбинку чуть в стороне, которая была явно лучшим прикрытием, нежели то, за которым я сейчас находился. До нее было метров сто, не больше. Конечно, по всем правилам необходимого для сохранения жизни передвижения, даже эту сотню метров нужно было преодолеть не по прямой, а желательно ползком или же, петляя как заяц. Но нервы мои были слишком напряжены, чтобы заставить себя следовать этим правилам пехотного боя. Я мысленно сосчитал до трех и, резко поднявшись, рванул к цели! Когда до углубления оставались уже считанные метры, что-то большое и сильное ударило меня снизу по ногам и оторвало от земли. Мгновенно лишившись сил от этого страшного удара, я уже не сопротивлялся, когда рыжая с пятнами осенней увядшей травы земля ударила мне в лицо…

      Никогда раньше я не видел себя со стороны. Наверное, очень мало людей на земле могут сказать, что пережили такое. И это не было никоим образом волнительно. Я как-то спокойно, даже с любопытством рассматривал тело в грязной фуфайке защитного цвета, которое, согнувшись, неловко лежало на земле с неестественно вывернутыми в стороны локтями. Лица видно не было, но это был, несомненно, я или то, что при жизни было мной. По крайней мере, инициалы на язычке сорванного взрывом военного ботинка были мои. Когда я приобрел эти ботинки, готовясь отбыть в негостеприимные сопредельные земли, лично пометил их таким образом, зная по прошлой службе, что лишним сия процедура не будет. В метре от мертвого тела дымилась горячей землей воронка, оставленная, по всей видимости, взрывом мины, на которую я наступил в этом последнем своем земном движении. Странно. Но ведь волнения или какого-то переживания о случившемся действительно нет. Так, надо бы разобраться в своих чувствах. Ведь в силу старой истины: « Я мыслю, следовательно, я существую», хотелось бы как-то определиться со своим бытием в новой ипостаси. Я вижу это свое, теперь уже мертвое тело, но ведь у меня теперь нет глаз? Неужели все то, что я читал о посмертном существовании – правда? И сейчас моя душа, освобожденная из телесной тюрьмы, начнет свое путешествие через световой тоннель в иной мир, куда попадают души всех, окончивших земные дела. И, действительно, стоило мне об этом подумать, как мертвое тело стало отдаляться вместе с этим проклятым полем моей последней атаки, как будто бы я превратился в быстро набирающий высоту дрон. И это меня опять-таки, ничуть не обеспокоило, а даже наоборот внесло какое-то умиротворение, что процесс действительно будет развиваться так, как его описывали все, пережившие кратковременную смерть. Одновременно мне почему-то вспомнилось описание такого же посмертного путешествия души героя Ярослава Гашека, взору которого, однако, предстала в известной книге очередь в чистилище из убитых и искалеченных солдат. Но не было ни очереди, ни туннеля. Перед моим взором мелькали земные пейзажи, но вскоре и они исчезли, сменившись изначально мутной взвесью, как- будто я влетел в густую облачность, а потом и она исчезла, буквально сразу растворившись в бездонной черной пустоте, окружившей