Серебряный воробей. Лгут тем, кого любят. Тайари Джонс

под невозможными углами.

      В мои десять лет мама стала обрабатывать Джеймса, что мне нужны дополнительные занятия по естественно-научным предметам. Я поддерживала, потому что мне нравилась биология, но в нашей школе ученики не проводили никаких экспериментов. В последний день учебного года учительница раздала нам флаеры с рекламой Субботней научной академии в Средней школе им. Кеннеди. Мама сказала, что после ужина в среду попросит отца внести за меня первый взнос в тридцать долларов. Я готовилась к этому моменту: пригладила волосы у линии роста, надела блузку с воротничком и короткими рукавами, которая, как мне казалось, придавала мне умный вид. Заложила за ухо карандаш.

      В тот вечер мы, как всегда, ужинали на кухне. Мама пригласила Джеймса в наше «логово» посмотреть телевикторину «Тик-Так-Доу» и выпить капельку сливочного хереса. Она подала ему красивый бокал. Отец улыбнулся и поблагодарил ее.

      – Джеймс, – сказала мама, – я думаю, Дане принесли бы пользу и удовольствие дополнительные занятия по биологии.

      Он сделал маленький глоток хереса. Его кадык дернулся, проталкивая жидкость вниз.

      – Наука очень важна для ребенка, – заметила мама, загородив экран телевизора. – В нашем городе есть несколько программ для одаренных детей. Разве ты не считаешь Дану одаренной?

      Джеймс ответил:

      – Я не говорил, что она не одаренная.

      – Хорошо, – сказала мама. – Потому что она исключительная.

      Я сидела у ног отца. За ухом торчал карандаш, а спину старалась держать исключительно прямо.

      – Эти программы стоят денег, – протянул Джеймс.

      – У нее и мама, и папа работают, – напомнила она.

      Тот промолчал. Мама села рядом на диван и сказала тихо:

      – Между прочим, в Субботней научной академии есть льготы для матерей-одиночек.

      Я об этом не знала, поэтому удивилась. Если она могла отправить меня туда бесплатно, зачем вообще было обращаться к отцу?

      – Джеймс, – произнесла она тоном, который только казался приятным, – почему ты молчишь?

      Я сидела у его ног, поэтому спиной чувствовала, как они подергиваются. Из-за заикания иногда слова, пытаясь протиснуться наружу, приводили в движение все его тело. С огромным усилием отец сказал:

      – Дана, ты же знаешь, что я тебя люблю.

      Я резко глянула на маму. «Люблю» означало, что я не смогу пойти в академию.

      – Пожалуйста, – попросила я, и голос мой был больше похож на писк.

      Мама коснулась губ, показывая, чтобы я замолчала и дала ей вести разговор с отцом:

      – Почему нет? Потому что она красивая? Я читала, что в развитие интеллекта красивых дочерей родители вкладывают меньше средств. А Дана, знаешь ли, умная девочка.

      Я кивнула, надеясь, что она не сочтет это за попытку вмешаться в беседу.

      – Дана, принеси флаер и покажи отцу.

      Я оттолкнулась от пола, встала и не успела выйти из комнаты, как отец выдавил:

      – В Субботней