Рудольф. На основе реальных событий. Часть 2. Антон Сасковец

059-3593-9 (т. 2)

      ISBN 978-5-0059-3448-2

      Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

      Часть 2. Новый мир

      Глава 1. В окрестностях Воронежа

      1942. Ленинград

      Огонь в печи постепенно затухает, лица старшего уже почти не видно. Сашка молча глядит на краснеющие за неплотно прикрытой дверцей печки угли, словно видит там атаку красной конницы Буденного на отступающих в панике белых. И в шуме ветра ему слышится многоголосое «Даешь…». Потом он спохватывается, оглядывается на старшего. Кружка в его руке опустела, и он снова начинает погружаться в забытье, а кожа на лице его снова сереет, как будто зола покрывает постепенно остывающий огарок.

      Сашка встает, идет куда-то в темноту, потом возвращается с парой деревяшек в руках. Осторожно, чтобы не обжечься, открывает дверцу стальной печки, подбрасывает дрова и коленом прикрывает дверцу. Печь, словно обрадовавшись, отвечает веселой пляской язычков пламени, и лицо старшего вновь появляется из полутьмы. Он не отрываясь смотрит на огонь, который оттеняет глубокие складки морщин, прорезавших лицо от носа к уголкам губ. О чем он думает? Вероятно, и сам не смог сказать бы, но жадный до новых знаний Сашка прерывает и этот несвязный поток грез:

      – А ты, значит, и в Гражданскую воевал, Рудольф Михалыч? За власть Советов?..

      Старший, чуть усмехнувшись, поворачивается к Сашке и молчит. Потом хмурится, словно не находит правильного ответа, и вдруг улыбается, так что глаза его загораются двумя светлыми звездочками.

      – Воевал. Сначала в партизанах, под Псковом. Потом опять в авиации.

      – И Крым брал? Врангеля бил? – Глаза у Сашки горят восхищением.

      – Крым не брал. – Старший качает головой. – Там другая армия была. А мы с поляками воевали, освобождали Киев.

      – А правду говорят, что у тебя и орден есть за ту войну?

      – Есть, орден Красного Знамени. – Старший привычно приосанивается, но потом глаза его словно пустеют. Он долго молчит и продолжает затем нехотя: – За ценные данные, по разведке.

      – Ты, значит, снова летчиком там был? – Сашка смотрит на старшего восхищенно.

      Тот вздыхает, потом говорит медленно, вероятно, взвешивая каждое слово:

      – Сначала механиком в отряде. Потом наблюдателем летал. Потом командиром отряда был. Но летать мне все равно надо было… – Он опять надолго замолкает, а потом снова слегка усмехается: – Две аварии имел. И оба раза с летчиком Ефимовым. В первый раз с Иваном, второй раз с Леонидом…

      – Они что, братьями были? – Сашка смотрит изумленно. Старший качает головой:

      – Нет, просто однофамильцы. И в разное время в отряде служили.

      – А что за аварии? Сильно побился?

      – В первый раз повезло. Иван почти неуправляемую машину хорошо посадил, ушибами отделались. А вот с Леней крепко приложились. Там, понимаешь, пашня была… Наш Сопвич скапотировал, через нос перевернулся. Меня из кабины выбросило, ногу поранил сильно. Хромаю до сих пор. – Старший кивает на левую ногу. – А Леня руку тогда поранил.

      – А чего упали?

      – Да горючее у нас тогда было хуже некуда. Мотор в любой момент мог встать. Ну вот и встал.

      – Бензин плохой был?

      – Не было у нас тогда, Сашка, никакого бензина. Ни плохого, ни хорошего. Тогда в стране разруха была. Тиф. Голод. И нормального бензина почти не было. Заправляли самолеты чем придется.

      – А чем? – Сашка смотрит на старшего с интересом. Потом улыбается: – Мазутом, что ли?

      – Бывало, что газолином. – Старший качает головой. – Бывало, что казанской смесью. А иногда и спиртом.

      – Это что за казанская смесь? – Сашка смотрит удивленно.

      – Это, Сашка, адская штука. Керосин, винный спирт и эфир.

      – И на спирте, говоришь, летали?.. – Сашка смотрит с лукавым интересом.

      – Спирт, Сашка, еще хуже, ежели как топливо. – Старший качает головой. – Во-первых, чадит он нещадно. Летчик после полета как трубочист из самолета вылезал. Потому что спирт быстро воду набирает, горит плохо. Во-вторых, он смазку сильно жрет, так что мотор в любой момент встать может. Ну и пары от него, сам понимаешь, на летчика попадают. Так что, бывало, из кабины летчик вылезал с трудом.

      – Пьяным, что ли? – Сашка хмурится.

      – Вот именно, – Старший кивает. – И после такого полета ему только отсыпаться часов десять нужно было. А потом, чтобы с этим топливом мотор запустить, эфир был нужен. Считай, что пару литров на каждый пуск. Так что все аптекари в ту пору авиаторов не любили: мы у них постоянно эфир выклянчивали… А у некоторых и реквизировать приходилось.

      – А спирт-то небось и пили сами, а, Рудольф Михайлович? – Сашка смотрит на старшего все более лукаво. Тот хмурится и строго качает головой.

      – Не понимаешь ты, Сашка, что такое это было – революционная дисциплина! Авиаторы ею всегда славились, не то что золотопогонники