Постнеклассическое единство мира. В. Ю. Кузнецов

и отрицающей смысл рассыпанности тут противостоят доверчивая открытость и творческое трансцендирование, при том что именно из перспективы «да» – и только из нее – можно разглядеть единство мира.[32]

      Таким образом, проблема единства мира оказывается не просто еще одним вечным вопросом среди прочих, поскольку явное или неявное решение этой проблемы задает для любой философской концепции условия ее возможности – по крайней мере, постольку, поскольку философия продолжает претендовать на универсальность и предельную фундаментальность. Классическая метафизическая модель единства мира[33] во всех своих многочисленных вариациях в качестве парадигмального образца воспроизводит более или менее последовательно инвариант парменидовского бытия, поглощающего все многообразия и редуцирующего их в пределе к единственной подлинной и последней основе[34], адекватным выражением или воплощением которой станет в идеале единственная истина[35], устраняющая все бесконечные множества заблуждений, безумий и субъективностей. Постклассическая критика метафизики более или менее радикально отвергает классическое редукционистское единство мира, провозглашая множественность или даже множественности разного рода, вида и типа, но при этом неявно продолжает так или иначе удерживать претензию на универсальность[36] такого своего провозглашения в качестве некоторого описания мира – пусть и множественного[37]. Симптоматично, что подобные тенденции мысли наблюдаются практически только[38] в контексте так называемой континентальной философии; англо-американская аналитическая традиция, хотя и выступает наследницей основополагающих принципов классической философии, тем не менее предпочитает заниматься более конкретными вопросами – поэтому неудивительно, что обе крупнейшие англоязычные энциклопедии философии [647; 698] не посчитали нужным в своих десяти томах (каждая) выделить отдельную статью ни для мира, ни для единства. Так что проблема единства мира в постнеклассической перспективе уточняется в многоуровневой рефлексии данного расхождения принципов, так сказать, предметного и методологического, теоретического и метатеоретического, концептуального и метаконцептуального пластов, слоев или уровней в построении и разворачивании постклассических концепций[39]. Иными словами, проблема по-прежнему в построении такой философской концепции единства мира, которая представила бы возможности нередукционистского охвата многообразий в постоянно расширяющихся и непрерывно пересматриваемых границах всего мыслимого и немыслимого при отсутствии инвариантов для всё более разнообразно наращиваемых вариаций.

      Методология такого исследования сама представляет собой отдельную нетривиальную проблему, поскольку в философии – несмотря на то, что она обычно имеет дело как раз с предельными вопросами

32

«…Мы …могли бы спокойно и свободно сказать „да“ только неслышному голосу тайного согласия, согласившись с согласием мира… в этом согласии мир только и начинает впервые для нас присутствовать как целое…» [57, с. 89].

33

Независимо от тех или иных пониманий мира.

34

В качестве которой могут, конечно, рассматриваться в том числе и несколько субстанций.

35

Для которой любые неразрешимости, апории и парадоксы рассматриваются в качестве недостатка.

36

Настаивая на (мета)утверждении (единственном и, предположительно, правильном/верном/правдивом/обоснованном…) о множественности истин.

37

Или различных миров – в наборе и ассортименте различных описаний, которые всё равно охватываются одним (мета)описанием соответствующего провозглашения.

38

За буквально редчайшими исключениями.

39

Не только и не столько философских – характерно, что, формально говоря, неклассический прорыв был произведен литературными и антихристианскими выпадами Ницше, глубинно психологическими прозрениями Фрейда, экономическими штудиями и политическими проектами Маркса, которые, в свою очередь, оказали влияние не только на философию, но и на общий стиль мышления более поздних эпох.