Преобразователь. Ольга Голосова

стаканчик до краев.

      – Так выпьем же за могущество биотехнологий! – он залпом осушил коньяк и занюхал его рукавом.

      – Ты не ответил. Что изменилось сейчас? Откуда вы знаете про отца и завещание!

      – Откуда-откуда – от верблюда! – Эдик рассмеялся. – Твой опекун не терял времени даром. Он-то лучше всех знал Зою… прости, твою маман, – Эдик прыснул, но поборол веселье. Он выглядел пьяным гораздо больше, чем был пьян: уж я-то навидался на него за свою жизнь.

      – Он поднял архивы и нашел пергамент… В нем была странная запись – то ли сказание, то ли легенда. Фиг его разберет – я те чо, филолог, что ли?! – Эдик снова развеселился.

      – Ты ближе к телу, как говорил Мопассан!

      – Так вот. В нем был мемм… мему… короче, мемуар какой-то. Написан про самку крысы‑оборотня, причем ощущение такое, что писали несколько человек. Как будто этой… зверушке удалось родить от человека, и не просто от человека, а от самого Верховного Магистра, который тогда не был Магистром, а был просто человеком. Или не просто, я уже не помню, в чем там суть. А суть в том, что она родила, а он ее прихлопнул. А сынок-то остался! Вот тебе и сказочка! На уровне научной фантастики!

      Я вспомнил Машу, и невольная дрожь сотрясла мое тело.

      – Ну и что? Черт побери, не томи!

      – Томят томизмы, а мудрят – софизмы! – Эдик окончательно решил прикинуться идиотом.

      Я показал ему кулак.

      Эдик присвистнул и пробормотал:

      – А хохмят – хохмизмы.

      Но взял себя в руки и продолжил сей досточудный рассказ, от которого больше всего на свете мне хотелось перестать быть.

      – Сэр Лозинский не угомонился на этом свитке, а полез в метрики. И что бы вы думали? Зоя оказалась прапрапра– и тэ дэ племянницей этой самой су… пардон, крысы. Ну, которая родила.

      – Господи, Эдик, я сейчас тебя прибью! Причем здесь преданья старины глубокой, если я задал тебе конкретный вопрос!?

      – А тогдашний Верховный Магистр – прапра– этим, ну, короче, внучком того самого, ну, от которого родила. И ведь имена у них всех были… А я забыл. Все помню, а вот имена – забыл, – Эдик загрустил и, припав к моему плечу, всхлипнул:

      – Вот так и нас забудут. Солнышко взойдет – а нас уже нет. И имена наши стерлись. Да и на кой им всем наши имена? – вдруг возмутился он. – Живешь тут, как собака, а еще имена какие-то! Вот зачем тебе имя Ашшурбанипал, а? Вот ответь? Почему я все время забываю день рождения моей собственной жены, а про какого-то Ашшурбанипала должен помнить! Это – свинство! – Эдик обижено всхрюкнул и деликатно высморкал нос в два пальца. Задумчиво оглядев соплю, он брезгливо откинул ее куда-то в сторону. Потом в глазах его мелькнуло вороватое желание вытереть руки о мои джинсы, и я испуганно отодвинулся. Эдик едва не тюкнулся носом в скамейку, но взял себя в руки и вытер их о свои штаны.

      – Так вот, начнем с начала. Ab ovo ⁸, так сказать.

      – Не надо сначала. Ты скажи про завещание и отца.

      – Раз хамишь – буду молчать, – Эдик искательно заглянул под скамейку, но я спрятал