Белые одежды. Не хлебом единым. Владимир Дудинцев

раны, он сам нанес себе следующую: он обнял ее за то место, о котором мечтал, – за самое тонкое место, где пояс халатика. Хотя нельзя было этого делать. И обнял так, как мечтал, – коснулся пальцами своей груди. Он почувствовал: Елена Владимировна вся напряглась, как от удара.

      Свободной рукой он взял ее за руку, и они молча побрели куда-то во тьме, спотыкаясь о корни.

      – Леночка! – шепнул он ей прямо в волосы, туда, откуда шел запах свежего сена и полевых цветов.

      Они остановились. Федор Иванович не мог уже оторваться от этого сена и цветов. «Леночка!» – шептал он, все сильнее поворачивая ее к себе, и осторожно поцеловал – сначала пустое пространство, потом очки, потом что-то маленькое, живое и горячее – это были губы. Он так и припал к ним, но тут ее руки с неожиданной силой отбросили его.

      – Тьфу! Ужасно! – Волны отвращения сотрясли ее. – Какая конюшня! Бр-р! Вы курили! – закричала она со слезами, отплевываясь. – Не думала никогда, что это такая гадость!

      Они прошли молча несколько шагов.

      – Ничего себе угостил! – Она опять содрогнулась. И добавила с сухим смешком: – Ну и ну… Первый поцелуй!

      В убитом молчании Федор Иванович поплелся за нею через парк, чуть различая впереди себя в темноте маленькую сердитую тень. В поле Елена Владимировна ускорила шаг – она спешила куда-то. Не проронив ни слова, они прошли мост, зашагали по освещенной улице. В арке, над которой висел чуть различимый во тьме спасательный круг, Елена Владимировна остановилась:

      – Дальше я пойду одна.

      – Елена Владимировна! Вы меня не простили? Вы не умеете, оказывается, прощать.

      – Вот как раз и умею. Это вы оказались не на высоте – накурился гадости и пошел провожать. Я-то прощать умею. – Оглянувшись по сторонам, она коснулась его щеки детским поцелуем. – Вот так! Теперь смотрите: здесь черта. Ее никогда не переступайте. Пока не разрешу.

      – Но я могу к поэту…

      – К поэту? А зачем вам к нему? Ну хорошо. Не переступайте после шести вечера. Может плохо кончиться для нас обоих.

      – Подчиняюсь. Согласен. Вам известно, Елена Владимировна, что был такой Миклухо-Маклай? Путешественник.

      – Был, знаю…

      – Он высадился на острове, где жили воинственные папуасы. И лег на берегу спать. Без оружия. И этим покорил туземцев.

      – Значит, я воинственный папуас? – Она напряженно засмеялась и поднесла близко к очкам часы. – И вы хотите меня покорить?

      – Как Миклухо-Маклай. Вы можете таиться, а я буду открытым. Лягу на берегу спать, несмотря на вашу подозрительную деятельность. Может быть…

      – Хорошо, папуасы уже вас простили и покорены. Я бегу, ложитесь спать, спокойной ночи.

      И, махнув ему рукой, она побежала в арку. Вскоре близко зарычала пружиной и хлопнула дверь подъезда.

      …Федор Иванович остался стоять перед запретной чертой. Она представляла собой границу между новым асфальтом тротуара и более низким и старым асфальтом двора. Он не мог оторвать глаз от этой границы. Ему хотелось пересечь ее и