Подвенечный саван. Галина Романова

теперь нет удостоверения! И…

      – Но связи-то остались, Саша, – затянула она плаксивым противным голосом, который он терпеть не мог. – Ты же можешь узнать в паспортном столе, кто он и что он. И вообще… Узнать по своим каналам, что это за человек? Откуда он вообще?

      – О господи!

      Если бы были у Лаврова волосы, он бы теперь принялся их дергать. Но череп его был гладко выбрит, поэтому все, что ему оставалось, это хлопать ладонями себе по голове.

      Если Машка пытается что-то узнать о своем избраннике, значит, в чем-то не уверена. Значит, вообще ни черта о нем не знает. И сомневается в его легенде. И это, между прочим, впервые! Первые два замужества такой проверки не подвергались. Вернее, проверка была, но уже задним числом. Когда первый хмырь на нее пытался свой кредит переоформить. А второй…

      Лавров чуть не удавил урода, узнав, что он Машку ударил головой о стену, уговаривая подделать банковские документы, чтобы избавить себя от необходимости платить по ипотеке.

      Теперь-то что?! Вернее, кто?! Почему она так озабочена? Впервые озабочена!

      – И кто на сей раз, Маша?

      – Коллега, – призналась она со вздохом.

      – О! Уже неплохо. – Лавров чуть расслабился. – Коллега чем занимается?

      – Он в кредитном отделе менеджер. – Ее локоток встал на стол, мордаха опустилась на кулачок, румяная щечка сморщилась. – Хороший парень. Двадцать девять лет, как и мне. Местный. Зовут Володя…

      – А фамилия у твоего Володи имеется?

      – Имеется, – с неуверенным вздохом произнесла Маша. И тут же неожиданно предупредила: – Только она тебе не понравится.

      – Говори!

      – Филиченков…

      Оранжевый свет воскресного утра мгновенно раскалился за окном. Он плеснул огненными брызгами через стекло в лицо Лаврову. Он опалил брови, он выжег ему глаза, высушил горло. Саша перестал дышать на какое-то время.

      – Как-как его фамилия? – переспросил он в надежде, что ослышался, что эта глупая деваха решила его разыграть, помотать нервы воскресным оранжевым утром. – Филиченков?!

      – Да, – тихо, почти шепотом подтвердила Машка. И глянула на него с несмелым вызовом. – И чё такого-то, Саш? Подумаешь! Это однофамилец! Скорее всего, однофамилец!

      – Да-да, конечно.

      Он подергал плечами, медленно полез из-за стола, встал одним боком к окну, вторым к двери, вытянул руку в сторону выхода, как регулировщик, и проговорил:

      – Если ты решила, а ты решила… Тебе здесь больше делать нечего. Уходи.

      – Как уходить, Саш?

      Он промолчал, продолжая регулировать движение в своей кухне. Машка прошлепала босыми ступнями мимо него к кухонной двери с опущенной головой, поникшей спиной. Шмыгнула носом, поравнявшись. И еще раз спросила:

      – Как уходить, Саш?

      – Навсегда уходи, Маш. Навсегда…

      Он не смотрел на нее, не потому, что не хотел, а потому, что не увидел бы. Он видел сейчас кое-что другое.

      Утро было