Личный поверенный товарища Дзержинского. Книга 4. Гром победы. Олег Северюхин

газа держать самолётик на грани полёта. Затем я почувствовал, что задний опорный крюк чиркнул по земле, хотя, по идее, первыми земли должны коснуться передние колеса. Я толкнул от себя сектор газа и стал рулить по полю. Колеса вдруг попали в какую-то продольную канавку, и наш самолёт встал на попа, уткнувшись носом в землю и пытаясь пробурить её насквозь вращающимся и визжащим винтом. Я стукнулся лбом о переднюю панель, штурвал больно вдавился мне в грудь и на меня упала вылетевшая сзади канистра с бензином. Канистра был плохо закрыта и сейчас бензин бульками лился на меня из узкого горла канистры. Нам только не хватало доброго прохожего с коробком спичек.

      – Дед, ты жив? – крикнул я, но вместо крика раздалось какое-то петушиное сипение.

      – Жив, едрит твою лять, – отозвался дед Сашка, поднимаясь над спинкой кресла и почёсывая ушибленную шею, – нет, блондинка не дождётся своей очереди.

      – Давай быстрее вылезать, – сказал я, пытаясь открыть заклинившую дверцу.

      Кое-как ногами я выпнул дверцу и вывалился наружу. Затем я выдернул деда, и мы побежали прочь от самолёта. И вовремя. Мы успели отбежать метров на пятнадцать, как сзади полыхнуло с взрывом.

      Господь предупреждал Лота, чтобы семья его не оглядывалась, пока будет гореть Содом и Гоморра. Жена Лота оглянулась и превратилась в соляной столб. Я остановился, оглянулся и словил какой-то горящий обломок, который воспламенил мою одежду. Вернее, левое плечо, пиджака, напитавшееся бензином. Я сразу превратился в огненный столб. Хорошо, что мы не растерялись. Я с помощью деда скинул пиджак, рубашку и мы стали все это топтать ногами и забрасывать землёй. В горячке я не заметил, что порядочно обжёгся и что на левой стороне головы у меня сгорели волосы и брови, и щека, и шея стали приобретать багровый оттенок, а откуда-то появившаяся боль была настолько нестерпима, что меня стало колотить как в ознобе. Ожог сильный. Медикаментов никаких. Сейчас обожжённое место надо бы смазать каким-нибудь маслом, каким угодно, даже машинным или пастой зубной, она успокаивает и заживляет раны неплохо.

      – На-ко, мил человек, хлебни из фляжки, – сказал мне дед, протягивая фляжку, из которой лётчик наливал нам спирт. Запасливый дедок, а лётчику сейчас все равно, может, он так быстрее попадёт в царствие небесное.

      Я сделал несколько глотков растекающейся по рту жидкости, которая перехватила у меня дыхание и принесла какое-то облегчение. Но это только на первые мгновения. Потом боль снова стала нестерпимой.

      Дед поднял остатки моего пиджака, и мы пошли в направлении городка, до которого было километра три. От городка уже ехала красная машина с медным колоколом, который позвякивал сам по себе, потому что шесть человек, которые сидели на лавке сверху, держались за медный поручень, чтобы не свалиться. Да и зачем звонить, если дорога пустынна и только два человека бредут к ней по полю от горящего самолёта.

      – Мсье,