Стихотворения. Владимир Маяковский

и остыл.

      Будто целую покаянными губами

      в холодных скалах высеченный монастырь.

      Захлопали

      двери.

      Вошел он,

      весельем улиц орошен.

      Я

      как надвое раскололся в вопле.

      Крикнул ему:

      «Хорошо!

      Уйду!

      Хорошо!

      Твоя останется.

      Тряпок нашей ей,

      робкие крылья в шелках зажирели б.

      Смотри, не уплыла б.

      Камнем на шее

      навесь жене жемчуга ожерелий!»

      Ох, эта

      ночь!

      Отчаянье стягивал туже и туже сам.

      От плача моего и хохота

      морда комнаты выкосилась ужасом.

      И видением вставал унесенный от тебя лик,

      глазами вызарила ты на ковре его,

      будто вымечтал какой-то новый Бялик

      ослепительную царицу Сиона евреева.

      В муке

      перед той, которую отдал,

      коленопреклоненный выник.

      Король Альберт,

      все города

      отдавший,

      рядом со мной задаренный именинник.

      Вызолачивайтесь в солнце, цветы и травы!

      Весеньтесь, жизни всех стихий!

      Я хочу одной отравы —

      пить и пить стихи.

      Сердце обокравшая,

      всего его лишив,

      вымучившая душу в бреду мою,

      прими мой дар, дорогая,

      больше я, может быть, ничего не придумаю.

      В праздник красьте сегодняшнее число.

      Творись,

      распятью равная магия.

      Видите – гвоздями слов

      прибит к бумаге я.

1915

      Ко всему

      Нет.

      Это неправда.

      Нет!

      И ты?

      Любимая,

      за что,

      за что же?!

      Хорошо —

      я ходил,

      я дарил цветы,

      я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!

      Белый,

      сшатался с пятого этажа.

      Ветер щеки ожег.

      Улица клубилась, визжа и ржа.

      Похотливо взлазил рожок на рожок.

      Вознес над суетой столичной одури

      строгое —

      древних икон —

      чело.

      На теле твоем – как на смертном одре —

      сердце

      дни

      кончило.

      В грубом убийстве не пачкала рук ты.

      Ты

      уронила только:

      «В мягкой постели

      он,

      фрукты,

      вино на ладони ночного столика».

      Любовь!

      Только в моем

      воспаленном

      мозгу была ты!

      Глупой комедии остановите ход!

      Смотрите —

      срываю игрушки-латы

      я,

      величайший Дон-Кихот!

      Помните:

      под ношей креста

      Христос

      секунду

      усталый стал.

      Толпа орала:

      «Марала!

      Мааарррааала!»

      Правильно!

      Каждого,

      кто

      об отдыхе взмолится,

      оплюй в его весеннем дне!

      Армии подвижников, обреченным добровольцам

      от