Личность в истории и художественной литературе. Сборник статей

размышлений. Почему же именно Клеопатра?

      Античные авторы о Клеопатре

      Безусловно, Паскалю были знакомы античные источники, обращавшиеся к этому образу. Так, Гай Веллей Патеркул[3] в «Римской истории» особенно подробно описывает времена Августа в виде биографических очерков выдающихся деятелей. Вот что он пишет об Антонии:

      Между тем продолжал разгораться пожар любви к Клеопатре и вместе с ним пороки, которые всегда питаются возможностями произвола, лестью, могуществом, и он принял решение начать войну с родиной [1, ч. 2, LXXXII].

      И далее:

      Кто усомнится, по своей ли воле Антоний стремился к победе или под влиянием Клеопатры, если он обратился в бегство по ее примеру [1, ч. 2, LXXXV].

      И война с родиной, и бегство Антония являются следствием его страсти к Клеопатре: не будь ее – ход истории изменился бы.

      Лукан в своей неоконченной поэме «Фарсалия, или О гражданской войне» [3] пишет, что тот, кто провел с Клеопатрой одну только ночь, готов отдать за один ее поцелуй не одну голову. Ее «губительный лик» разжигает страсти, устрашает, поднимает на бой. «Рим покупает она, а Египет берет своим телом». «Как бы весь мир не взяла нам чуждая женщина в руки!»[4] Отмечается не только красота Клеопатры, но и сила ее обаяния, взгляда: «Просьбам лицо помогло, заключает распутница – взором».

      Наконец, Плутарх в жизнеописании Антония так начинает рассказ о его любви к Клеопатре:

      Ко всем этим природным слабостям Антония прибавилась последняя напасть – любовь к Клеопатре, – разбудив и приведя в неистовое волнение многие страсти, до той поры скрытые и недвижимые, и подавив, уничтожив все здравые и добрые начала, которые пытались ей противостоять. И вот как запутался он в этих сетях [7, 25–29].

      Плутарх отмечает, что

      красота этой женщины была не тою, что зовется несравненною и поражает с первого взгляда, зато обращение ее отличалось неотразимою прелестью, и потому ее облик, сочетавшийся с редкою убедительностью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезался в душу [7, 27].

      У всех трех античных авторов акцентируется обаяние Клеопатры, сила ее взгляда, ее умение угадывать и удовлетворять желания собеседника, власть, которой она обладала над мужчинами, и зависимость хода истории от этой власти. Именно эти три компонента мы и находим у Паскаля.

      Современники Паскаля о Клеопатре

      Однако источниками Паскаля были не только античные классики, но и современники. Упоминание Пьера Корнеля отсылает нас к двум его трагедиям – «Медея» (1635) и «Родогуна» (1644), которые дословно цитирует Паскаль. В обоих произведениях корнелевское je ne sais quoi, иррациональное, неподвластное разуму, увлекает, вызывает любовь:

      Часто невыразимое, чего не объяснить / Нас поражает, увлекает и заставляет любить [9, p. 583][5];

      Есть в душах склонности, чьим тайным вверясь узам, / Они увлечены и, нежным тем союзом / Друг с другом связаны, не порывают нить / Невыразимого, чего не объяснить [2, c. 213]

3

Гай Веллей Патеркул (лат. Gaius Velleius Paterculus; около 19 года до н. э. – около 31 года) – римский историк, автор «Римской истории» (Historiae Romanae libri II) в двух книгах, излагающей события от Троянской войны до 30 года н. э.

4 В царский дворец Клеопатра пришла; и не только, что предан,Но и подарен Фарос; иль один ты не хочешь явитьсяВ брачный чертог госпожи? Сестра сочетается с братом,Ибо с латинским вождем уже сочеталась: с мужьямиРим покупает она, а Египет берет свои телом.360 Старца могла победить Клеопатра своею отравой:Верь же мальчишке, глупец! Если ночь с ней одну проведет он,Коль испытает хоть раз объятья распутного телаИ под названьем святым непристойной отведает страсти,То, может быть, и твою, и мою – обе головы наши —365 Даст за один поцелуй. На крестах и в огне мы заплатимЗа красоту сестрицы его! Зря бы стучалась она в суровое Цезаря сердце:105 Просьбам лицо помогло, заключает распутница – взором. Как спартанка губительным ликомКинула в прах Илион и Аргоса домам навредила, —Так Клеопатра теперь разожгла гесперийские страсти,Систром своим – скажу ль! – возмечтав устрашить Капитолии,Против латинских знамен поднять Каноп боязливый,65 Цезаря, взятого в плен, повести в триумфах фаросских;В водах левкадских и впрямь опасенье возникло такое,Как бы весь мир не взяла нам чуждая женщина в руки! [3]

5 Souvent je ne sais quoi qu’on ne peut exprimerNous surprend, nous emporte, et nous force d’aimer.