Теперь всё иначе. Андрей Юрьевич Камынин

причуды бытия.

      Про лихие перемены,

      Что увы, не ждут меня.

      Про детей и их причуды,

      Про науку и про спорт.

      Про единственное чудо,

      То, что вдруг произойдёт.

      Про леса, про реки, горы,

      Самолеты, поезда.

      Нашей родины просторы,

      Про людей и города.

      Про политику и войны.

      Про болезнь, что морит люд.

      Опустевшие обоймы,

      То как в спину нам плюют.

      Напишу про всё на свете,

      Лишь хватило бы чернил.

      Да, и кофе мне налейте

      Этот кажется, остыл.

      Дело доброе

      Меж могучих дубовых ветвей,

      Солнца луч наблюдает украдкой,

      Как взъерошенный пьет воробей

      Тёплый дождик, любуясь брусчаткой.

      День погож для кормящей руки,

      Поправляя тугие оправы

      Направляюсь вдоль русла реки,

      Гладить в поле унылые травы.

      Запечатанный в след от сапог

      Майский жук, чертыхаясь упрямо

      Гладит неба свинцовый полог

      Горьким взглядом, предчувствуя драму.

      Я к нему наклонюсь, подниму,

      И дыханием теплым согрею.

      Он умчится в небес кутерьму,

      Редким солнышком спинку лелея.

      Дело доброе скажешь, и чтож?

      В день базарный, цена медный грош ему!

      Я спрошу, – Как ты жизнь проживешь,

      Не начав день, с чего-то хорошего?

      1988

      Дремучий таёжный поселок,

      Мороз серебрится на хвое.

      Дома между сосен и ёлок,

      Качели, качаются двое.

      Лохматые шапки ушанки,

      Разносится смех по просёлку.

      По зенки повязаны шарфы,

      В руках пистолет да двустволка.

      Весь день проиграли в войнушки,

      Из глыб ледяных баррикады…

      Но, вдруг надоели игрушки:

      – Смотри Парамончик как надо.

      Лизнул перекладину смело,

      Один заводной непоседа.

      «Спаси!»– кое-как прохрипел он,

      Весьма раззадорив соседа.

      Наивный, безоблачный гений

      Поддался плохому примеру,

      И вот через пару мгновений

      Прилип языком к револьверу.

      Дремучий таёжный посёлок,

      Мороз серебрится на хвое,

      Разносится смех по просёлку…

      Вот надо же, вспомнил такое.

      Моей бабушке

      Здравствуй бабуль. Прости,

      Что не приходил так долго.

      Знаешь, застрял в сети,

      Жизнь собирал по осколкам.

      Не то чтобы всё в труху,

      Но как-то не ладится, в общем.

      Неверное там, наверху,

      Гораздо ясней всё, и проще?

      Опять о своём… Как ты?

      Подай мне хоть знак, что слышишь.

      Ты знаешь, растут цветы,

      Что мы посадили на крыше.

      А я говорил, – Холода,

      К весне превратятся в солому.

      А ты мне в ответ, – Не беда,

      Теплом обогреет, от дома.

      И мне от цветов тех тепло,

      И в небо смотрю долго-долго.

      И радужным мнится стекло,

      Не собранных мною осколков.

      Чего нового в Таврическом

      Томик к томику, ровно по полочкам

      Мысли свежие сложены в ряд,

      Ранним утром, одетый с иголочки

      Направляюсь в Таврический сад.

      Семь ноль – ноль, солнце греет затылок мне,

      Правый берег качает волной.

      До свиданья ночлежка постылая,

      Здравствуй май, вдохновенный, хмельной!

      Возвышаясь над темными водами,

      Словно лапы боясь намочить,

      Серой кошкой спросонья холодною,

      Мост Петра, изгибаясь, рычит.

      Гладит ветер тюльпаны у Смольного,

      По Шпалерной вдруг хлынет поток,

      Да к Есенину С. босоногому,

      Что в руках держит клена листок.

      – От чего ты сияешь как лампочка?

      Я спрошу,