Кулинарная битва. Карин Дж. Дель’Антониа

подошла к дому – любопытство одолевало ее больше, чем беспокойство. Свет не горит, тишина. Но это ничего не значит: по вечерам, пока ресторан открыт, чтобы не привлекать внимания посетителей, Барбара зажигает свет только в задних комнатах. Мэй подняла руку и, помня, что Аманда и Энди могут ее услышать, негромко и отрывисто постучала. Подождала. Никакого ответа. Снова постучала, по-прежнему осторожно. С матерью необходимо встретиться сегодня же и в первую очередь выяснить, почему она исчезла из «Мими». Но жившая с Барбарой двоюродная бабушка Эйда наверняка уже спит. Лучше ее сейчас не будить. С Эйдой она завтра и поцелуется, и наговорится. Вдруг где-то в глубине дома раздалось глухое рычание.

      Пэтчес. Мамина собака. Мэй ее еще ни разу не видела. Интересно, если собака дома, значит ли это, что дома и ее хозяйка? Ясно теперь только одно: сама открывать дверь мать не будет. Про собак Мэй знала мало и узнавать сейчас что-то новое совершенно не хотела. Судя по фотографиям, Пэтчес – собака немаленькая и, похоже, не слишком приветливая. Признает ли она в Мэй члена семьи, проверять не стоит.

      Но входить в дом Мэй вообще не собиралась. Если Барбара здесь, то они могут поговорить в саду или пройтись до угла. Мэй давным-давно решила, что «Мими» – еще туда-сюда, но в материнский дом она больше никогда ни ногой.

      Не открывать ей дверь у Барбары нет никаких причин. Так что она или не слышит стука, или ее нет дома. Уже почти десять вечера. Куда она может отправиться так поздно? Открыто сейчас только в «Диллонс», да и там через полчаса закроются. Нет, скорее всего, она просто не открывает. Никому, ни в коем случае дверь не открывать и никого в дом не пускать всегда было главной заповедью матери. «Посторонним в доме не место». Этому правилу следовали поколение за поколением все, кто когда-либо жил в их доме вместе с Барбарой: сначала прабабушка Мими и двоюродная прабабушка Мэри-Кэт, а теперь и Эйда.

      Мэй нарушила его только один раз. Но и одного раза хватило, чтобы все изменилось, по крайней мере для нее. Как-то раз Барбара повезла Мэри-Кэт позубоскалить над старинной приятельницей. Восьмидесяти девяти лет и на целое десятилетие Мэри-Кэт младше, она упала и сломала бедро. Мэй тогда было шесть, а Аманде почти пять. Обе они поклялись маме не трогать плиту. Не выходить из дома. Сидеть в кухне, рисовать в книжках-раскрасках на свободном пятачке барной стойки и не использовать клей. С гордостью и новым взрослым чувством ответственности они держали данное матери слово, когда вдруг раздался звонок в дверь.

      Их дверной звонок не звонил никогда. Может быть, всего раз или два. И тогда мать открывала дверь, прикрыв ее за собой, выходила за порог, сразу же возвращалась и качала головой: «Опять мормоны ходят».

      Если мама дверь открывает, значит, можно и ей. Мэй подумала и нерешительно отперла. Кто такие мормоны, она понятия не имела. Мормоны казались ей похожими на жевунов из «Волшебника Изумрудного города». Стоявший снаружи высокий человек был так не похож на мормона, что, забыв выйти на крыльцо, забыв прикрыть за собой дверь, она замерла на пороге.

      Высокий