Эта война еще не кончилась. Борис Бабкин

перед выборами коммуняки очки набирают. Мол, при коммунистах все со светом жили, а вот пришли к власти демократы…

      – Проходи, – сказала тетя Люся. – Я сейчас щец разогрею и курочку зарублю. Ты ведь погостишь? – с надеждой спросила она.

      – Пару деньков побуду, – обрадовал ее Илья.

      Вскочив, Михаил рванулся к двери. Борис посмотрел в окно. Михаил подбежал к остановившемуся у почтового ящика почтальону. Через минуту Михаил вошел в дом. Сумрачно посмотрев на Бабича, махнул рукой и подсел к столу.

      – Может, к Тоне съездим? – предложил Борис.

      – И что я ей скажу? – буркнул Михаил. – Она же хоть какую-нибудь весточку от Сашки ждет. Пусть в плену или в госпитале, но живой. А что я ей скажу? – Он замотал головой.

      – Но проведать все равно надо. А чтобы не волновалась, и соврать можно. Ложь во спасение даже Библия разрешает. Хотя, может, и нет. – Борис усмехнулся. – Вообще-то врать в данной ситуации нельзя. Но проведать необходимо. Давай Лехе позвоним и поедем. – Он встал и подошел к телефону.

      – Нет, – вздохнул Михаил. – Она в тебя поверила. А тут вдруг ты заявишься. Не надо…

      – Так даже если бы я и хотел ехать, – перебил его Бабич, – куда? Чечня все-таки не деревня с десятком домов. И как ты себе это представляешь? Повесим на грудь плакат, что ищем такого-то? Ты этого хочешь?

      – Тогда на кой хрен ты вякал: «Все будет хорошо»? А сам…

      – Тормози. Выходит, я еще и виноват? Нормально получается! – Бабич усмехнулся, взял со стола пачку сигарет и вышел на крыльцо.

      – Борис! – Опомнившись, Михаил рванулся следом. – Извини!

      – Проехали, – буркнул Бабич. – Зарок себе давал никогда никого не успокаивать. Потому что только хуже выходит. Тебя я понимаю, тебе хоть какая-то уверенность нужна. Ты вроде говорил, будто понял, что я так, для Тонькиного успокоения ляпнул, а сам…

      – Может, действительно поедем? – предложил Михаил. – Мы…

      – Куда? – перебил Борис. – Во-первых, Чечня большая. Я уже говорил. И второе: даже если бы и знали, где он, как мы туда попадем? Где-нибудь сцапают, и все. Пришьют нам статью соответствующую. Скажут, что мы приехали в Чечню за сто баксов в день с нашими воевать. И хренушки докажешь, что за сыном ты в Чечню двинул. Вообще-то тебе, может, и поверят. А меня с моей биографией точняком лет на пятнадцать упрячут.

      – С какой биографией? – не понял Михаил. – А… – вспомнил он. – Ты же сидел.

      – Я про себя правду и то не всю знаю, – ухмыльнулся Бабич. – Но одно знаю точно: я не дурак и не клиент психушки. Поэтому давай к вопросу о Чечне больше не возвращаться.

      – Тебе говорить легко! – закричал Михаил. – Твой сын дома! В вытрезвителе был! Ну так что?…

      – Заткнись! – угрожающе посоветовал Бабич. И указательным пальцем шлепнул себя по кончику носа.

      – Он, – уже зло продолжил Михаил, – в армию не пойдет. Откупишь. – И, ловя широко открытым ртом воздух, присел.

      – Я же просил! – Ухватив его волосы на макушке, Борис вскинул лицо Михаила. – Не вякай о Сережке. – Он ударил приятеля по уху и, отпустив, стремительно вошел в комнату.