Хвост Скорпиона. Линкольн Чайлд

позволил Риверсу выстрелить первым? Но задавать такие вопросы напрямую было бы неразумно. Вместо этого она сказала:

      – Кстати, о перестрелках. У вас очень эффектные револьверы: одни ручки из слоновой кости чего стоят!

      Уоттс снова кивнул, на этот раз с гордостью:

      – Кольт «Миротворец» сорок пятого калибра. Одинарного действия, кольцевого воспламенения на черном порохе. Выпущены в девяностых годах девятнадцатого века. Принадлежали моему деду. Откуда они у него, рассказывать не хочет.

      – Зачем вы носите сразу оба?

      Уоттс пожал плечами:

      – Это комплект.

      – А кобуры почему перевернутые? Ручки повернуты вперед.

      – Неужто не слыхали про перекрестное выхватывание? Да, видно, в школе ФБР не всем премудростям учат.

      Кори не ответила. Она ни за что не променяла бы свой полуавтоматический «глок» на этот антиквариат, однако предпочла оставить свое мнение при себе.

      – До сих пор ломаю голову, с чего вдруг Риверс наставил на меня пушку, – сменил тему Уоттс. – Он уже несколько лет как стал добропорядочным гражданином. Не представляю, что в этом трупе такого особенного, ради чего он решился поставить все на карту.

      Они затормозили перед скромным, но ухоженным домиком, и не успел Уоттс вылезти из машины, как дверь распахнулась и на крыльцо вылетел мужчина. Он-то и стал вторым сюрпризом для Кори. Вместо ожидаемого ею провинциального адвоката с курительной трубкой и в красных подтяжках на объемистом животе, будто сошедшего со страниц рассказа Стивена Уинсента Бене «Дьявол и Дэниел Уэбстер», она увидела высокого, лишь слегка полноватого мужчину лет шестидесяти. На нем был темно-зеленый пиджак «Барбур» (должно быть, единственный экземпляр в радиусе сотни миль), настолько измятый, будто хозяин в нем спал. Лицо у Фонтейна было чисто выбрито, роскошные, густые темные волосы с проседью, разделенные на прямой пробор, свисали почти до плеч. Фонтейн переводил взгляд с Кори на Уоттса, его бледно-голубые глаза за стеклами круглых очков в позолоченной оправе светились живым умом.

      Уоттс вышел из машины и пожал своему знакомому руку. Кори сделала то же самое, и шериф представил их с Фонтейном друг другу.

      – Вы ведь адвокат? – уточнила Кори.

      – Сейчас я практически ушел на покой, – ответил Фонтейн негромким, мелодичным голосом. – Впрочем, оно и к лучшему.

      – Не слушайте его, – возразил Уоттс. – Слава о Фонтейне гремит по всему штату и даже за его пределами. Другого такого острого юридического ума вы нигде не найдете. Он не проиграл ни одного дела.

      – Это правда? – невольно заинтересовалась Кори.

      – Всего лишь отчасти, – ответил Фонтейн. – Когда я работал в прокуратуре федерального округа, пару раз потерпел поражение.

      – Но с тех пор как стал адвокатом защиты – ни одного проигрыша, – стоял на своем Уоттс. – Все дело в голосе. Никто ничего не замечает, пока не становится поздно.

      – С таким же успехом ты мог бы сказать: в голосе и во внешности, – рассмеялся Фонтейн. –