Под музыку Вивальди, или Любовь как любовь. Сергей Гончаренко

в сквере сидели две женщины, судя по всему, алкоголички, и, увидев священника, одна из них вдруг раздвинула ноги и, похлопывая между ними, сказала:

      – Эй, поп! Поцелуй меня сюда!

      Священник остановился.

      – Для Господа всяко место у человека свято. Оголяйся. Прямо здесь, при всех. Поцелую.

      – Ты чё? Совсем дурак, что ли? – отпрянула тётка и резко свела ноги вместе.

      Став свидетелем этой сцены, я почувствовал что-то очень драматичное, роковое, катастрофичное и смешное – всё сразу.

      С той дебильной бабой было всё понятно, но зачем Кате потребовалось устраивать… я даже не знаю, как это назвать… Содом и Гоморру?

      Проснулся я от возни и шума, но ещё четверть часа пришлось делать вид, что сладко сплю. Кати нет, Руслан жужжит бритвой. На миг возникло ощущение, будто в номере присутствует кто-то ещё, но оно развеялось.

      Вот не мог Руслан побриться в санузле у зеркала? Мне надо вставать, продолжать искать трусы, а я из-за него не могу. Комплексую, стесняюсь. Простыней обкрутиться, что ли… хотя – это будет вообще – как проститутка какая-то.

      И время поджимает: нужно ехать в город, в центральное агентство.

      – Слушай, я не могу найти свои трусы… И запасные дома забыл…

      Руслан выключил электробритву.

      – Под матрацем со стороны стены.

      Я прохрипел:

      – Во, блин. Я совсем невменяемый был, что ли?.. Даже не помню, как я их туда сунул.

      – Это я их туда сунул.

      Руслан разговаривал со мной как ни в чём не бывало, рассматривал свой подбородок в зеркале.

      И я снова испытал дикий ужас: откуда Руслан знает, где мои трусы? Не мог же я их снять, а потом дать ему и сказать, дескать, на, засунь куда-нибудь?! А если их с меня стаскивала Катя, то она тоже вряд ли бы просила Руслана куда-то их пристроить, швырнула бы да и всё.

      Сущий бред.

      Под струями душа я пытался, словно размочить, размягчить свою память. Ничего не помню, кроме Катькиных жалоб на бесконечное пиликанье Вивальди: «Ну когда же у этого Штрауса смычок сломается! Что б ему…». Всё остальное – это россыпь междометий и наречий, обозначающих места и направления: «здесь», «там», «тут», «выше», «ниже»…

      Однако же: кто стащил с меня трусы?! Я не переживу, если выяснится, что это сделал Руслан…

      Я направился от гостиницы к аэровокзальной площади и чувствовал себя как после прерванной беременности. Во мне что-то было, оно теплилось, росло, жило, и вдруг его взяли, преждевременно вытащили наружу. Не нужен мне был секс с Катей! Я ей даже не намекал ни разу, не давал понять, что испытываю к ней чувства. Это были даже не чувства, а только их ростки: неокрепшие, совсем ещё невкусные, не сочные…

      Руслан с Катей показались из-за угла и шли мне навстречу.

      – Почему ты в таких тёмных очках? Солнца же нет, – спросила Катя.

      – Очки – это лифчик для глаз! Весь срам прикрывают… – пошутил Руслан и загоготал.

      – Кретин! –