Заложники дьявола. Фридрих Незнанский

никто не знает.

      – Слушай, Костя, знаешь что! У меня жена в больнице, ее здоровье и здоровье ребенка, можно сказать, на волоске висит! А я, вместо того чтобы находиться рядом, на суде без особой надобности сидеть буду, да еще и в последний день очередного отпуска?.. Нет уж, дорогой, уволь!..

      Они немного помолчали. Во время паузы Меркулов хмуро глядел себе под ноги, а высказавшийся Турецкий слегка успокоился. Заговорил Константин Дмитриевич, явно размышлявший о чем-то своем:

      – Что, с Ириной совсем плохо?

      – Да неважно, особенно по ночам... Я сегодня вообще намерен у нее в палате ночевать, мало ли что...

      – А если сиделку оплатить?

      – Рад бы в рай... Да у них там и так рабочих рук не хватает! Спасибо большое, что Семен Львович разрешил нам с Иркиной подругой по ночам возле нее дежурить. По большому блату, заметь! Ирка, конечно, сопротивляется, храбрится и все такое, но я сегодня все равно там останусь!.. Костя, ты не представляешь, как я за нее переживаю, просто не представляешь...

      – Почему не представляю? – возразил ему Меркулов. – Еще как понимаю... и сочувствую... Но, Саня, я тебе кое о чем еще не сказал касательно Цезаря...

      – Ну? – Турецкий хмуро глянул на шефа.

      – В общем, дело в том, что этот поганец с первого момента, как его взяли, начал косить под дурака... Мне двадцать минут назад звонили из Бутырок: какая-то там независимая комиссия его уже успела осмотреть... Ему почти верят!.. А что это означает, ты и без меня в курсе: два года в Сербского – и гуляй, Цезарь, дальше... И все наши, по преимуществу твои, между прочим, труды псу под хвост... Вот и все.

      Александр Борисович, по мере того как Меркулов говорил, медленно поднимался со своего места, неотрывно глядя на Константина Дмитриевича.– Стой... – произнес он негромко, едва тот умолк. И тут же почти выкрикнул: – Садовничий под дурака?.. Как?!

      – Да так, легко, – хмуро буркнул Меркулов, не глядя на Турецкого. – Не забыл, что у него за спиной два курса театрального?.. Ну вот и косит – вполне удачно... Ни с кем не разговаривает, в том числе с собственным адвокатом, только поет...

      – Что он делает?

      – Поет...

      – Что поет?!

      – Песни, Саня, он поет, песни... Типа «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед...»

      Семен Львович Зоскин, главврач роддома, дожидался Турецкого, предупредившего его о своем появлении, в коридоре, на мягком диванчике напротив Ирининой палаты. Рядом с ним сидела молоденькая медсестричка, красная от смущения, с задорно поблескивающими глазками: похоже, доктор был не из тех мужчин, которые зря теряют время. Однако едва Александр Борисович показался в конце коридора, как сестричку словно ветром сдуло, а Зоскин, моментально посерьезнев, поднялся навстречу «важняку»:

      – Присаживайтесь, Александр Борисович, все равно Ирина Генриховна сейчас спит!

      – Она там одна? – встревоженно поинтересовался Турецкий.

      – Одна, но в этом нет ничего страшного... Ее подружка только что ушла, минут пять назад... Сегодня мы сделали вашей очаровательной супруге