Проигравший. Илья Стогоff

до конца, сбегать в магазин еще за одной пачкой, а потом вернуться и надоесть всем вокруг так, что майор все-таки велел ему отправляться вместе с капитаном Осиповым в отдел, забрать там изъятую давеча шпагу и отвезти ее куда следует.

      – Шпага лежит в сейфе. Знаешь, где ключ? Сдашь ее следователю, получишь взамен акт. Проверь там, чтобы все было правильно оформлено.

      Выходя из гримерки, Стогов все-таки оглянулся. Дело было окончено. Совсем не так, как рассчитывал их майор, но все-таки окончено. Выбираясь из подземного хода, мужчины отряхивали перепачканные куртки и пиджаки. Щелкали вспышки фотокамер, все одновременно куда-то звонили. А майор стоял перед крошечным человеком и расстегивал наручники, надетые на его маленькие руки.

      Наручники майор убрал в карман куртки. Режиссер потер запястья:

      – Это все?

      – Да. Можете идти.

      Режиссер все еще снизу вверх на него смотрел.

      – Совсем-совсем все?

      – Ну, хорошо. От лица всего нашего отдела я приношу вам извинения за доставленные неудобства.

      – А при чем тут отдел?

      – Вы хотите, чтобы я извинился лично?

      – Да я, в общем-то, от вас ничего вообще не хочу.

      – Вот и хорошо. Тогда до свидания.

      Стогов и капитан вышли на улицу. Капитан поднял воротник куртки. Прежде чем шагнуть под дождь, прикурил и убрал зажигалку в карман. Стогов стоял слева от него и тоже смотрел на пузырящиеся лужи.

      – Но ты понимаешь, что после такого жизни майор тебе больше не даст?

      – Мне плевать.

      – Он выгонит тебя со службы и постарается, чтобы тебя вообще больше никуда не взяли работать по специальности.

      – Мне плевать.

      – Тебя вообще ничего на свете не волнует?

      – Вовсе нет. Меня волнует очень многое.

      – Да?

      – Меня волнует, почему мы, люди, так страдаем от одиночества, но все равно не в состоянии жить с кем-то еще. Меня волнует старое французское кино, песни группы The Cure и книжки, написанные на странных языках. Хотя если честно, больше всего меня сейчас волнует хлопнуть джина. Вот сдадим шпагу, и могу показать, насколько сильно это меня волнует.

      Служебные машины были все заняты. До отдела им пришлось добираться снова на троллейбусе. Через мокрое стекло Петербург выглядел так, как и должен был выглядеть умирающий от отчаяния трехсот-с-чем-то-летний город. Он так навсегда и остался самым красивым городом планеты, просто теперь его красота была еще и очень грустной.

      Осипов спросил:

      – Ты с самого начала знал, что там подземный ход?

      Стогов пожал плечами:

      – Нет, конечно. Просто ткнул золотым ключиком в замочную скважину и посмотрел, что получится.

      В подземелье первым спустился майор. Велел подать ему фонарик и бесстрашно полез вниз. А все остальные полезли за ним. Ступени были старые, стертые от времени. Кто, интересно, мог ходить по ним столько раз, чтобы они