Простые пьесы. Сергей Платон

лет тебя зову я,

      Только ты меня не слышишь.

      За твоим окошком вечер

      Звезды белые зажег.

      Где ты бродишь, человечек?

      Закадычный мой дружок…4

      К финалу песни за круглые столы усаживаются Маша и Маня, на них красивые сатиновые платья и сизые телогрейки. Под восторженные аплодисменты девочек музыканты уходят.

      Заводское общежитие. Ночь. За стеной наперебой звучат патефон и гармонь.

      Маша. Танцуют…

      Маня. Пляшут, да… Пойдем к ним?

      Маша. Ты иди, я тут побуду. Лихо мне…

      Маня. Заболела же! Валенки не одела, вот и снемогла ты, хвороба! (Приносит валенки.) Сейчас-то хоть ноги погрей. Поотмечала Новый год, кулёмушка. «Некрасиво-некрасиво»… Двадцать градусов мороза на дворе, снега по колено, а мы до клуба прёмся в туфельках-чулочках…

      Маша. Я же в ботиках ходила…

      Маня. А хорошо мы добежали, да? Парни с тарного цеха хорошие! Провожать назад пошли. Только ноги у них у всех короткие. Тут они у всех короткие. Некрасивых много тут живет. Я у них «Казбеком» дзобнула два раза. А на горке я чуть не убилась! А у тебя рейтузы было видно!

      Маша. Да?

      Маня. Да никто и не заметил, все снежки бросали. Много тут у них снега.

      Маша. Да, снега здесь много… Такой красивый… Как алмазы сверкает под луной… Все дома, все крыши в белых шапках… Черного ничего нет. Только белое небо высокое. И тихо-тихо. Всё блестит, как серебро…

      Маня. А я не видела алмазов никогда.

      Маша. И я не видела.

      Маня. А говоришь.

      Маша. Алмазы тихие, как серебро… и белые, как серебро… се-ре-бро…

      Маня. У-у… Что-то совсем ты разнедужилась, и заговариваешься, подруга. Горишь ты, Маша! Красная вся! Ой! От простуды малярии не бывает?

      Маша. Нет, не бывает. Она от комаров малярийных бывает летом, а сейчас зима, комаров нет. (Плачет.) И наших малышей ни одного уже нет. Все умерли тихонечко. Комарики маленьких деток покусали. Война. Все поумирали…

      Маня. Чо ты нюнишься опять? Маленькие и без войны мёрли завсегда. Это они от малярии. Ты вот к ним ходила. Может, заразилась?

      Маша. Нет, это от мокриц.

      Маня. Каких мокриц?

      Маша. А я дежурила по кухне, Савич щи готовила, я и поела миску.

      Маня. Ну и что такого?

      Маша. Савич слепая стала. Думала, что мелкий лук, а это мокрицы были, истопник насобирал в кастрюльку. Она взяла, да и сварила их. А я поела.

      Маня. Фу…

      Маша. Да… Фу… Они сейчас во мне шевелятся…

      Маня. Фу ты, Машка! Что городишь? Как им шевелиться, когда они вареные?

      Маша. Не знаю, Маня. Но они меня жрут.

      Маня. Совсем плохая стала! Завираешься совсем. Сейчас я уксус принесу, компресс поделаем, чтоб жара не было. Сиди, молчи. (Убегает.)

      Маша. Не надо, Маня…

      Маня (возвращаясь). Надо-надо. Вот… (Накладывает компресс.)

      Маша. Вот и будет тебе шаркунок…

      Маня. Наконец-то… сподобилась…

      Маша. Когда помру.

      Маня.

4

Б. Ренский – П. Леонидов.